Сахалинские каторжанки - [7]

Шрифт
Интервал

А ребёнок возмущается, когда его садят пи-пи не в лунку, а на снег. Но годы катятся намного быстрее, чем малыш по льду. Хотя с точки зрения малыша — всё как раз наоборот. Но это лишь точка зрения малыша.

И вот это уже вполне осознанный человечек, который вместе со взрослыми дёргает жирную навагу одну за другой, одну за другой да хохочет от счастья. И сам, голыми руками прикармливает рыбу горохом! А пи-пи… приходится делать всё также на снег. Ну ничё, ничё, годы и это забудут. Ведь что им, годам? Лишь бы море вовремя замерзало и кормило рыбкой уже твоих детей, маленький человечек.

Камбала и буква «Р»

Я долго не выговаривала букву «Р», до пяти лет точно. Папанька меня даже еврейкой называл, я помню это. Но однажды прибегаю к родителям и ору во всю глотку:

— Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба!

— Ба, наша еврейка по-русски заговорила! И кто Инночку научил?

— Деда Вавила.

— Вавила на тебя кисель пролила?

— Нет, Вавила р-р-рыбу ловила.

— Селёдку?

— Нет, не водку, а камбалу.

— И чё?

— Жар-р-рила она её.

— И?

— Сказала, что мне не даст, пока я не скажу «р-р-рыба».

— Ах, ты наша рыбка!

— Я больше не евлейка?

— Еврейка, еврейка! А скажи-ка, дочь, «корейка».

— Колейка.

— Правильно, у нас узкоколейка. А скажи ещё раз «рыба».

— Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба! Р-р-р-рыба!

— Ух, наша! Сахалиночка. Ну и что, поела ты камбалы у деда?

— Забыла.

— Ну беги, беги, поешь.

А камбала у нас особая, северная. Это на юге острова её на сковородку «бух» нечищеной и она шкворчит, урчит — жарится. Во Мгачах всё не так: сначала надо взять нож, плоскогубцы, надеть на руки садовые перчатки, и наматывая пупырчатую колючую кожу на плоскогубцы, снять её с рыбы. А уж потом кидать на сковородку белое мясо и слушать как оно шкворчит. Только что выловленная камбала — это, ох, какая вкуснотища! Я пошла её есть к деду Вавиле. Зря что ли мы с ним её ловили? А вы слюну поглотайте, поглотайте! Она вам ещё пригодиться — на власть плевать да всяко-разно обзывать…


Ай люли, люли, люли,

к нам приплыли караси,

караси да щуки

на горе да на муки.

Простудилась босая

Заболела я. Лежу под одеялом, кряхчу, температурю. Подходит Иван Вавилович, трогает мой лоб и многозначительно произносит:

— Ссыт, пердит, кашляет, серет — простудилась босая!

Он всех достал этой фразой, даже когда дед сляжет, то и ему то же самое поёт: «простудилась босая».

Хочу кинуть в похабника подушкой, но не могу. Дюже обидно за эти самые «ссыт, пердит…». Из последних сил кричу на него мамкиными словами:

— Не переноси с больной головы на здоровую! — а заканчиваю уже бабушкиной репликой. — Лучше бы грелку принёс, чем языком чесать!

Папа Ваня мощится и уходит. А через пять минут возвращается с кошкой Маруськой, обёрнутой в полотенце и укладывает её мне под бок:

— На, грейся, да смотри, не зарази животное, а то будете вместе ссать, пердеть кашлять и серить — мол, простудились босые!

Мой маленький кулачок высовывается из одеяла и хочет пригрозить отцу, но смягчив гнев на милость: «Что с него взять, дурака?» — всего лишь крутит пальцем у виска.

Обзывалки

— Зубчиха, беги сюда!

— Зубчиха, уходи!

— Зубчиха!

Так кликали меня ребята во дворе. Очень обидно. Достало! Иду к матери:

— Отец у нас плохой, давай его поменяем.

— На кого, доню?

— На Петрова, Иванова, Васечкина… Не знаю!

— Так-так, что там у вас с отцом случилось, рассказывай давай.

— Ничего. Дети задолбали. Зубчиха я им. Как будто у меня имени нету! Ну давай хоть на твою девичью фамилию всей семьёй перейдём.

— На Горыню что ли? Хочешь чтоб тебя змеем Горынычем звали? Ты ещё в дочки к тёте Нине Каргаполовой попросись, будешь старой Каргой. Или к Бургановым, знаешь как их Ирку дразнят: Бур-бур-бур!

Горько хмыкаю и ухожу, бурча:

— Ну и родители мне достались! А друзья у них — и того хуже.

Досенька-пиздосенька

Во Мгачах каждый родитель называл свою дочку досей или пиздосей, а сына — малой. Обычным делом были такие внутрисемейные разговоры:

— Ты глянь, что эта пиздося натворила!

— А я малого с собой на рыбалку взял.

Но однажды мне надоело быть пиздосей, и я подошла к мамаше:

— Сколько ещё лет я у вас буду пиздосей?

— Рыбка ты моя золотая, — ответила та. — Всегда. Всегда ты будешь пиздосей. А чем старше, тем пиздосее.

Я отвернулась, мне уже объяснили во дворе, что слово «пиздося» состоит из двух слов: пиз… и дося (дочь). Очень обидно мне было такое узнать!

— И что, ты у своей матери тоже была пиздосей? — спросила я.

— Ну что ты, доню, меня на Брянщине растили, а поэтому называли очень ласково — чумичка.

— Что такое «чумичка»?

— Чумичка — это глупышка или замарашка. Хочешь быть чумичкой?

Я взвесила на чаше весов: чуму, пиз… и досю. Перевесили пиз… и дося.

— Ладно уж, называй меня пиздосей, — вздохнула я и пошла укладывать спать куклу Машу. — Спи, пиздося, засыпай, глазки крепко закрывай. Мам, а можно ты меня будешь «досей» называть почаще, а «пиздосей» пореже.

— Хорошо, моя досенька-пиздосенька!

Кот Васька

У бабы Паши кот, ну, совсем неподъёмный! Еле-еле запихиваю его в авоську и тяну по двору. Бабка увидела, только сплюнула. Но моя мать не осталась столь равнодушна, она руки в боки и на меня:

— Ты что, засранка, удумала?

— В магазин иду.


Еще от автора Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
Маша в хрущёвскую оттепель

Прошло два, три, а может и все пять лет. Выросла Маша большая-пребольшая, стала ни с того, ни с сего о прошлом задумываться. И поняла, что дед у неё – говно! И причём уже давно. Думала Маша, думала: как же деду отомстить? И придумала. Вспомнила она самовар глянцевый медный, дедом Морозом ей подаренный, на который дед с бабкой позарились и себе оттяпали.«Пойду, верну свой самовар себе обратно!» – решила Маша и пошла.Идёт и снова думу думает: «Самовар то я заберу, а как же бабушка? Она у меня хорошая; привыкла я у неё чай пить.


Пьесы

Сказочные поэмы писательницы, воплощённые в пьесы: 1) О том, как богатыри на Москву ходили; 2) Баба Яга на Луне и Илья Муромец; 3) Забава Путятична и змей Горыныч; 4) Богатырь Бова в будущем неведомом; 5) Чудо-лесенка для бабки; 6) Пьеса о нас, дураках.


Рекомендуем почитать
Лето бабочек

Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.


Лекарство для тещи

Международный (Интернациональный) Союз писателей, поэтов, авторов-драматургов и журналистов является крупнейшей в мире организацией профессиональных писателей. Союз был основан в 1954 году. В данный момент основное подразделение расположено в Москве. В конце 2018 года правление ИСП избрало нового президента организации. Им стал американский писатель-фантаст, лауреат литературных премий Хьюго, «Небьюла», Всемирной премии фэнтези и других — Майкл Суэнвик.


Юбилейный выпуск журнала Октябрь

«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.


Двадцать кубов счастья

В детстве Спартак мечтает связать себя с искусством и психологией: снимать интеллектуальное кино и помогать людям. Но, столкнувшись с реальным миром, он сворачивает с желаемого курса и попадает в круговорот событий, которые меняют его жизнь: алкоголь, наркотики, плохие парни и смертельная болезнь. Оказавшись на самом дне, Спартак осознает трагедию всего происходящего, задумывается над тем, как выбраться из этой ямы, и пытается все исправить. Но призраки прошлого не намерены отпускать его. Книга содержит нецензурную брань.


Хизер превыше всего

Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.


Идёт человек…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.