Сага о Щупсах - [11]

Но когда эти молодые побеги протестности увяли и перерожденный Эсмонд принялся походить на отца, от влюбленности мистера Ушли в сына не осталось и следа.

Быть Хорэсом Ушли уже само по себе скверно, и наблюдение себя в зеркале за бритьем Хорэс Ушли всегда переживал с унынием. Но, поднимая за завтраком голову от тарелки с кашей и видя юную версию себя самого, жуткую копию, которая повторяет все его движения и даже кашу ест в той же манере и с той же неохотою, — Вера считала, что каша есть самая полезная для сердца пища, — Хорэс тем более не находил покоя.

Самочувствию мистера Ушли эти наблюдения тоже не содействовали. Здоровым тело Хорэса Ушли не было никогда, и сейчас оно реагировало на зеркальную копию юного себя, на заре ее мужания, — мужания, какое можно ожидать от банковского управляющего из Кройдона, что изо всех сил стремится, как ни парадоксально, к преждевременной старости, словно пытаясь избегнуть мучений нежелательного узнавания.

В свои сорок пять Хорэс Ушли выглядел на шестьдесят, а год спустя он уже тянул на все шестьдесят пять: менеджер из Лоулендской штаб-квартиры банка, приезжавший с визитом в Кройдонское отделение, поинтересовался, что Хорэс собирается делать на будущий год, когда выйдет на пенсию. В тот вечер мистер Ушли вернулся из «Виселицы и гуся» с шестью двойными скотчами внутри вместо обычных двух.

— Конечно, я пьян, — ответил он с некоторым трудом на упреки жены. — Ты бы тоже напилась, если б увидела себя моими глазами.

Миссис Ушли закономерно пришла в ярость.

— Не смей так со мной разговаривать! — завопила она. — Ты женился на мне, как ни крути, и я не виновата, что теперь не так хороша, как была в молодости.

— Это правда, — сказал Хорэс, но призадумался над аргументом. Он никогда не считал ее красивой, поэтому не понимал, с чего она подняла эту тему. Но прежде, чем он успел разобраться и отыскал табурет, чтобы на него плюхнуться, супруга продолжила разговор.

— На себя бы посмотрел, — заявила она.

Хорэс уставился на нее и попытался сфокусироваться. Вера явно стояла перед ним в двух экземплярах.

— Я все время на себя смотрю, — пробормотал он, нащупывая табурет. — Это невыносимо. Отвратительно. Некуда деваться от этого. Я… он все время перед глазами. Все, черт бы его подрал, время.

Тут пришел Верин черед пялиться. Она не умела обращаться с пьяными и никогда не видела Хорэса настолько наклюкавшимся. Он пришел домой в этом жутком состоянии, оскорбил ее, свалился на табурет и принялся говорить о себе в третьем лице — все это выходило за грань простого опьянения. На мгновение ей показалось, что здесь дело глубже, возможно — маразм, но тут до нее долетел, а вернее сказать, ее обдал дух виски: Хорэс, посеревший лицом, поднялся на ноги.

— Вот опять! — закричал он, полоумно глядя куда-то ей за спину, на кухонную дверь. — Теперь меня двое. Что они делают в моей пижаме?

Миссис Ушли настороженно глянула за плечо. Теперь ей чудилась белая горячка. Вероятно, Хорэс пил втихую, и вот наконец его это догнало и он сходит с ума. Но к дверям всего лишь прокрался Эсмонд. Однако не успела она указать Хорэсу на этот очевидный факт, как супруг вновь заговорил.

— Проклятое пятно! Исчезни, я тебе говорю! — заорал он. К передозировке скотча явно добавились живые воспоминания о школьной экскурсии в «Олд Вик»[6]. — Раз, два, значит, пришло время это сделать. Как в аду мрачно![7]

Схватив разделочный нож, Хорэс враскачку двинулся на сына, прыгнул на него — и рухнул лицом вниз.

— Что с папой? — спросил Эсмонд, а Вера присела рядом и забрала у мужа нож.

— Он не в себе, — ответила она. — Или, похоже, ему мерещится, что он — кто-то другой. Или что-то в этом роде. Оставь прятки, Эсмонд, помоги привести отца в порядок, а я пока вызову «скорую».

Они втащили Хорэса по лестнице наверх и уложили в кровать, и тут Вера решила не вызывать врача. Вместо этого она позвонила брату Альберту, и он сказал, что утром прибудет.

— Но ты мне нужен сейчас, — настаивала Вера. — Хорэс только что попытался заколоть Эсмонда. Он спятил.

Альберт оставил при себе соображения об умственном состоянии свояка и положил трубку. Он сам принял алкоголя больше допустимого и не желал терять водительские права ради Хорэса Ушли, который попытался сделать то, что любой другой отец в здравом рассудке совершил бы давным-давно.

Глава 6

Покуда Хорэс в пьяном ступоре счастливо избегал страданий семейной жизни, Вера провела бессонную ночь, пытаясь осознать то, что ее муж сошел с ума, потеряет работу и окончит свои дни в приюте для психов, о чем узнают все соседи. Такая комбинация мрачных выводов привела ее к еще более мелодраматическому заключению: Хорэсу, может, и впрямь удастся убить ее душку Эсмонда — стоит ей только отвернуться. Вера Ушли решила никогда не оставлять их одних, и романтическое воображение несколько утешило ее картинами возможной защиты сына от ножа в руках спятившего супруга, даже ценой собственной жизни. Ясное дело, Хорэс погибнет вместе с ней — она проследит, чтоб так и случилось, — и Эсмонд продолжит жить, очень кстати обремененный невозданным чувством вины (Вера не была уверена, что означает «невозданный», кроме того, что это определение явно как-то связано с любовью и почему-то неизбежно) и ужасной тайной произошедшей трагедии, о которой ему не хватит сил кому бы то ни было рассказать. Вера сопровождала эти театральные мысли чередой всхлипов и ближе к рассвету погрузилась в беспокойный сон под храп супруга.