Сафьяновая шкатулка - [107]

Шрифт
Интервал

— Привет!

Я закрываю книжку и смотрю на Антона. У него сейчас лицо какое-то непривычное: полуиспуганное, полусчастливое, как у жениха на деревенской свадьбе. Одет он в свой самый лучший костюм, побрит и причесан, от него разит духами.

— Привет, — говорю я. — Ты куда это вырядился?

Он усмехается, пытаясь придать своей улыбке некую значительность, и это ему отчасти удается. Затем берет свободный стул и садится против меня.

— Женюсь, — говорит он и вдруг начинает смеяться.

Видно, и сам не уверен, что действительно женится.

— Вот как, — улыбаюсь я тоже. — Поздравляю! Хотя, признаюсь, никак не ожидал.

Смех его обрывается так же внезапно, как и начался. Он смотрит на меня округлившимися глазами, не выражающими ничего, кроме готовности ответить на вопросы, какие всегда задают в таких случаях женихам. Ему, как видно, не терпится поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Ладно, пойду ему навстречу.

— Кто же она? Я ее знаю?

— Нет, ты ее не видел, — говорит он.

Тем лучше, значит, я избавлен от необходимости ответить на десяток глупых, но неизбежных вопросов, которые, в общем, сводятся к одному: как ОНА нравится тебе? Словно не будет ему полного счастья, если ОНА, боже упаси, мне не понравится.

— Я тоже ее не видел, — говорит он.

Это уже становится любопытным.

— Хоть она-то тебя видела? — смеюсь я.

— Тоже нет.

— Чудесно, — говорю я. — Самый раз жениться!

— Мы с ней познакомились по телефону! — выпаливает он так, словно сам ошарашен случившимся.

Мое несколько затянувшееся молчание, как видно, настораживает его.

— А что? — говорит он.

— Не знаю, — говорю я.

Неопределенность моего тона лишь усиливает его настороженность. Он сейчас в таком состоянии, когда каждая мелочь значит для него больше, чем стоит того. Видимо не выдержав этого напряжения, он спешит внести в разговор некоторую ясность.

— Я уже год с ней знаком. По телефону, конечно. Она живет за городом, в поселке. Там и работает — инженером. Мы связаны по работе. Мы им поставляем нефтепродукты для дальнейшей переработки. По ночам она там дежурит на приемном пункте, когда производится перекачка. Ну, а потом от нечего делать сидим и болтаем по телефону, она там, я здесь…

Солнце, пробившись сквозь поредевшую листву дерева, тонкими, как шпаги, лучами слепит мне глаза. Я закрываю их и тотчас вижу уже знакомую мне сцену.


…Золотистая, блистательной красоты блондинка в зеленых брюках и золотистой, под цвет ее волос, кофточке сидит на тахте, прикрытой медвежьей шкурой. К ее уху прижата красная телефонная трубка. Я отчетливо слышу ее голос — в нем слезы, отчаяние, мольба:

— Умоляю вас! Не надо! Не делайте этого! Ведь мы не знаем, что можем потерять! Никто этого не знает!..


— Тебя пересадить в тень? — спрашивает Антон. — Там солнце…

Видение исчезает. Я открываю глаза. Антон смотрит на меня тем самым взглядом, каким смотрят дети, выслушивая какую-нибудь очередную просьбу. В этом взгляде — участие и готовность помочь.

— Нет, — говорю я. — Не надо, это сейчас пройдет. Так о чем ты говорил?

— Она дежурит там, на приемном пункте…

— Ах да, на пункте. Вы разговаривали по телефону… — Помолчав немного, спрашиваю: — А ты уверен, что все это время разговаривал именно с ней?

— Ну как же, я ее по голосу знаю! Да и на пункте она одна работает.

Нет, он меня не понял. Он, как видно, не знает о магических свойствах человеческого голоса. А просвещать его мне не хочется. Я только говорю, глядя на играющих детей:

— Ну что же, это хорошо.

Антон нетерпеливо ерзает на стуле, потом начинает буравить асфальт носком своей туфли.

— Вообще-то я понимаю, конечно, но все как-то глупо получается…

О господи, если бы только существовал эталон, по которому мы соразмеряли бы свои поступки!

— И про женитьбу это я так сказал, в шутку. Куда мне сейчас!

— Опиши мне ее, — говорю я.

Он смотрит на меня озадаченно.

— Но я же ее не видел!

— Нет, я хочу знать, какой она тебе видится.

Антон с минуту, наморщив лоб, поглаживает своя ровные подрезанные усы.

— Ну, как тебе сказать, я вижу ее в сером халате…

— Почему в сером?

— Это рабочий халат. Принимая продукцию, они всегда надевают халат, чтобы не запачкаться: задвижки — ведь они под открытым небом, грязные… Потом вижу обыкновенный конторский стол, ну там чернильницу, телефон…

— Дальше не надо, — говорю я и, чтобы смягчить невольную резкость тона, выдавливаю из себя улыбку: — Это хорошо, Антон.

Он представляет ее вполне земной, рядом с грязными задвижками и запыленной чернильницей. Задвижки и чернильница — что может быть конкретнее этого? А ее он увидит сегодня — тоже конкретно, во плоти я крови. Днем раньше, днем позже — разве это существенно? Интеллигентские рефлексии чужды его натуре, а воображение не обременено книжно-кинематографическими образами: живая жизнь, которая его окружает со всех сторон, не оставляет им места, они приходят с каждой прочитанной книгой, с каждым увиденным фильмом и уходят, не оставляя заметного следа в его сознании. Она сильнее выдуманных образов.

Антон смотрит на часы и встает.

— Ну, я пошел, — говорит он. — Пожелай мне удачи.

— Желаю, — говорю я.


…Поначалу разговоры были чисто деловые, но постепенно они приняли более интимный характер. И со временем мы настолько привыкли к ним, что у нас не хватало духу встретиться. Мы боялись этой встречи. Боялись, что она может оказаться первой и последней, что она может в один миг убить в нас то, чем мы жили весь этот год. Мы знали, что это опустошило бы нас обоих. И мы искусственно отдаляли эту встречу.


Рекомендуем почитать
Меня зовут Сол

У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.


Истории из жизни петербургских гидов. Правдивые и не очень

Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.


Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.