Сафьяновая шкатулка - [106]
…Все очень просто, — думал я, идя по улице. — Все очень просто. Встретились двое — он и она. Ни он, ни она не любят ничего усложнять, и это позволяет им жить спокойно, не ведая волнений. Родство душ, совпадение жизненных принципов, взаимные уступки там, где нависает угроза столкновения противоположных мнений и интересов, — это ли не идеальная основа для прочного семейного благополучия!.. Люба никогда не произносила слова «счастье». «Благополучие» вполне заменяло его. Может быть, потому, что она не знала счастья, живя со мной?.. Все может быть. Она произносила это слово всегда ровно и просто, как произносят «хлеб» или «лук». Однажды, я спросил ее:
— Это слово не вызывает у тебя чувства легкой иронии?
Мне хотелось, чтобы у нее было хоть какое-то отношение к этому слову. Я даже подсказал ей:
— У меня, например, да.
Она лишь пожала плечами и сказала:
— Обычное слово, оно выражает определенное душевное состояние человека — и все.
Мне нечем было возразить, но у меня появилось почти неодолимое желание ударить ее — ударить крепко, больно, хотя я и не знал, за что, собственно, ударить. Я глядел на ее тонкое овальное лицо с удивительно чистыми голубыми глазами, смотревшими всегда прямо и всегда спокойно и ровно, и удивлялся: они не были пустыми, эти чистые голубые глаза, они не были бессмысленными — с этим еще можно было бы примириться. Они выражали что-то, как выражают что-то любые другие глаза на любом другом лице. Но это что-то у Любы было НИЧТО. Глаза, выражающие НИЧТО! Я пытался и не мог объяснить себе, что, собственно, это такое. Быть может, у меня у самого недостаток (или излишек, сейчас это одно и то же) воображения?
— Но и ты постарайся понять меня.
И правда, почему бы мне не постараться понять ее? Стараюсь. Казнить? Ну это уж нескромно! За что же казнить? Встретились двое — он и она. Ни он, ни она… и прочее. За такие вещи не казнят. Рыба ищет, где глубже… Даже если она не глубоководная. И человек ищет. Тоже не ново. Ищет родственную душу, ищет совпадения жизненных принципов, ищет покоя. А почему бы ему не искать? Единожды рождаемся, единожды живем, стоит ли тратить жизнь в попытках хватать звезды с неба? Известно: звезды слишком далеки, рукой все равно не дотянуться, к тому же, говорят, среди них встречаются горячие, недолго и обжечься. Главное — чтобы вовремя усвоить эту истину. Все остальное вздор. Встретились двое… и так далее. Все возвращается на круги своя. Извечный закон бытия. Можно ли за это казнить?
— А кто эта женщина? — спросила Юлька. — Зачем ты не дорисовал ее?
Вадим задумчиво потер подбородок.
— Она славная женщина, Юлька, но… — Он не договорил: на языке вертелось: «…но этот переход оказался ей не по плечу». Слишком напыщенно.
— Она… там умерла?.. — осторожно спросила Юлька.
— Нет, она жива и, по-моему, вполне довольна тем, как все сложилось.
— Зачем же ты не дорисовал ее?
— Не знаю, — ответил Вадим. — Она мне лучше виделась в уютной гостиной. В этом вся загвоздка.
Они немного помолчали. Юлька приподнялась на постели, сзади обвила руками его шею.
— Если бы только я могла понимать тебя, Вадим!
— Ты меня понимаешь, моя Юлька, только ты этого еще не знаешь. Твое сердце опередило твой разум. Оно у тебя славное.
Юлька теснее прижалась к нему и стала медленно раскачиваться вместе с ним.
— Я сейчас разревусь, — сказала она.
— Вот и отлично, — улыбнулся Вадим. — Начинай.
Юлька не отрывала глаз от недоконченной картины.
— Но ты еще вернешься к ней, правда? — спросила она.
— Теперь я вернусь, — сказал Вадим. Он закинул руки за голову, в радостной истоме потянулся. — Теперь-то я к ней вернусь, Юлька! Я нашел ее! — Он показал на женские головы, разбросанные по всем холстам.
— Узнаешь, Юлька?
Юлька посмотрела. Юлька узнала ее.
— Я нашел ее, — повторил Вадим. — Уж она-то способна одолеть эти пески. Ведь для этого не так уж много надо: лишь чуточку забыть себя. Она это умеет.
«А ты?» — чуть не спросила Юлька. Но какой-то смутный страх сковал ей язык.
Вадим поднялся и сказал, надевая пиджак:
— Ты посиди немного, Юлька, а я сбегаю в магазин и куплю что-нибудь съедобное. Я быстро вернусь.
Было еще рано, магазин не открыли, но Юлька не сказала ему об этом и не стала удерживать. Ей хотелось остаться одной.
Когда за Вадимом закрылась дверь, она забралась с ногами в постель, села, обхватив колени руками, и задумалась, глядя в светлеющее окно, Страх не проходил.
ДВОЕ И МОРЕ
Я сижу во дворе под сливовым деревом и читаю книжку. Вокруг меня, как всегда, бегают дети — гоняют мяч, раскатывают на трехколесных велосипедах. Я привык к их шуму, мне с ними уютно, хотя они замечают мое присутствие только тогда, когда я их о чем-нибудь прошу: поднять упавший карандаш, достать из ящика газеты. Сам я всего этого сделать не могу. И дети с готовностью оказывают мне мелкие услуги.
За моей спиной скрипит дверь. Я не оборачиваюсь, я и так знаю, чья это дверь, знаю даже, кто открывает эту дверь именно так — резко, с коротким треском. Это Антон. Он среднего роста, слегка рыжеват, и у него отлично ухоженные усики, которые придают его лицу самоуверенный вид опереточного сердцееда, хотя на самом деле он совсем не самоуверенный человек, а, наоборот, бесхитростный малый. Он техник-нефтепереработчик. Несколько лет назад он окончил техникум, но и сейчас продолжает где-то учиться — не из любви к наукам, а из чисто практических соображений: в дальнейшем от него все равно потребуется вузовский диплом. Ему двадцать один год. Он подходит ко мне и здоровается громко, видимо, чем-то сильно возбужден:
