Сафьяновая шкатулка - [102]

— Послушайте, куда вы сбежали?

— Я… я… устала… — пролепетала Юлька, не смея поднять головы, щеки ее полыхали огнем.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил Вадим.

— Неважно, — признался тот.

— Пеняйте на себя. Я вас предупреждал из мужской нашей солидарности. — Он налил вина в большой бокал. — Это вам поможет.

— Слабая компенсация, — улыбнулся партнер, принимая бокал.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Вадим, — но ничего́ лучше придумать не могу. Попробуйте вы.

— Я придумал. Давайте выпьем за вас и за эту сердцеедку!

Они взяли бокалы, чокнулись с Юлькой. Она наконец-то подняла глаза. В них были непролитые слезы. «Пожалуй, завтра она ничего не расскажет своим подружкам», — подумал Вадим.

— За тебя, моя Юлька. Будь счастлива, — сказал он и озорно подмигнул, пытаясь развеселить ее.

Юлька посмотрела на него, улыбнулась. И… тоже подмигнула.

Было уже начало двенадцатого, когда они вышли из ресторана. Юлька к тому времени успела вновь обрести свою обычную форму, слегка поднарушенную было в начале вечера. Спускаясь по лестнице, она похлопала себя по животу и проворчала:

— Нажралась на целую неделю!..

Двое пожилых мужчин и женщина, поднимавшиеся в это время по лестнице, осуждающе покачали головами, явно шокированные ее жестом и словами. «Ничего себе молодежь…» — пробурчала женщина. Юлька спохватилась и запоздало прижала варежку ко рту. Вадим, слегка поотстав от нее, корчился от душившего его беззвучного смеха. На улице он громко расхохотался, уже не сдерживаясь.

— Юлька, я ищу слов и не могу найти, чтобы назвать тебя!

— А ты вон у той тетки спроси, уж она найдет, что сказать.

Вадим остановился на улице. Шел снег — крупно, пушистыми невесомыми хлопьями. Касаясь асфальта, они мгновенно таяли. Асфальт влажно блестел, в нем разноцветно светились огни уличных фонарей и неоновых реклам.

— Какой чудный вечер, Юлька! Смотри, звезды и снег. Разве не странно это? Подойди ко мне, Юлька.

Юлька подошла. Вадим взял ее за узкие, прощупывающиеся сквозь пальто худенькие плечи и сказал:

— Юлька, со мной случилось несчастье… Давно, уже целый год…

Его руки скользнули вверх, он сжал в ладонях ее лицо, слегка запрокинул и поцеловал в губы. А когда он разжал руки, Юлька ойкнула и закачалась.

— Голова закружилась, — прошептала она и зарылась носом в его грудь. — Какой ты теплый!..

Он слегка отстранил ее и сказал внезапно охрипшим голосом:

— Я тебя провожу домой…

Они шли по безлюдной улице, и Юлька допытывалась:

— Ты зачем молчишь?

— Я не молчу, я придумываю для тебя слова.

— Ничего не надо придумывать, — сердито говорила она, — ты лучше признайся честно, на сколько я тебя сегодня разорила. Признавайся честно!

— Охотно. Ровно на тридцать три рубля и двадцать пять копеек.

— Неправда! А сдача, которую ты не взял? Я это сразу заметила!

— Тебе бы в угрозыске работать…

— Господи, тридцать пять рублей за один вечер! С ума сойти! Это же моя двухнедельная зарплата!

— Ничего не поделаешь, Юлька, раз уж продали душу дьяволу, нечего копейки считать.

— Нет, правда, разве у тебя так много денег?

— Хорош бы я был, если бы в этот морозный вечер таскал бы тебя по городу или заставил бы мерзнуть на облупленной скамейке под каким-нибудь чахлым деревцем! Или тебе это больше по душе?

Юлька смешливо фыркнула над этой «облупленной скамейкой» и призналась, что ей она ничуть не по душе.

— Вот и отлично, — сказал Вадим. — Пусть этим занимаются мальчишки, мечтающие слетать на соседнюю галактику. А я вышел из этого возраста. Поэтому не будем говорить о деньгах.

— А о чем? — спросила Юлька. — Вадим, я ничего о тебе не знаю! Ты врач?

Вадим удивился. Действительно, за всю неделю она ни разу не спросила, кто он. И Вадим не говорил о себе.

— Почему именно врач? — спросил он.

— Не знаю… — сказала Юлька.

— Нет, я не врач, я… как бы это сказать…

…Квартира была заново отделана. Обставлена новой мебелью, стильной, со вкусом подобранной. Сказалось умение Любы. Она знает толк в вещах. На стенах — коврики с изображением оленей и рыцарских замков. Это уже Николай, ее второй муж. Можно легко представить, как все происходило. Николай приволок эти рыцарские замки, развернул перед нею и спросил: «Нравится? Красиво, правда?» Она не кинулась ему на шею, не захлопала в ладоши от восторга, даже не улыбнулась шире, чем улыбается всегда, даже когда ей бывает плохо. Просто она улыбнулась своей обычной, приветливой, но в общем ничего не выражающей улыбкой и сказала своим обычным ровным голосом: «Очень». Хотя это была неправда. И замок повесили на стену. Что же, в конце концов не обязательно, чтобы в каждом доме висела хорошая копия Пикассо. Для кого-то ведь предназначены эти олени и рыцарские замки. По крайней мере, они вносят в комнату уют — тоже не последнее дело в жизни. А Пикассо для этой цели не годится: слишком тяжеловесная роскошь. Ею не любят обременять себя ни Люба, ни ее муж. Кто знает, может быть, именно они-то и правы. На этот счет ведь нет никаких твердых установлений.

— Ну, я пойду, Люба, — сказал я, застегивая пуговицы пальто. Затем вспомнил: — Да, я тут принес немного денег. Купи что-нибудь Галке. Я обегал несколько магазинов, но ничего путного выбрать не смог.