Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века - [26]

Глава V

Ты на допросе. Следователь строг,

Тебя, как жулика, сажают под замок.

Гийом Аполлинер. Зона

1

В Москве стояли веселые весенние деньки. На прудах и в лужах парка в теплой воде кипела и ликовала жизнь. Ласточки носились взад-вперед, туда-сюда, точно кончик божественного пера судорожно торопился заштриховать пространство. Лягушки прямо на парковых тропинках застывали в два этажа, парализованные любовью. После теплых дождей за бордюры цветников, разбитых в сквериках возле Министерства обороны, вниз на голый асфальт скатывались и не могли найти обратной дороги к рыхлой земле дождевые выползки — так они и умирали у бордюрного подножия, струи ливней добела вымыли из них всякую жизнь, выхолостив тельца до пластмассовой бескровной белесости.

Свежим утром этими сквериками от метро к Фрунзенской набережной шла на работу Колина жена Нина, вроде бы на старое место работы шла, в столовую при заводе «Мосблок», а на самом деле все в ее жизни было новое, все переменилось. Во-первых, закончила она свои курсы менеджеров, к тому времени, как подгадала, их столовую то ли выкупил, то ли взял в аренду один крутой грузин по имени Автандил, устроив там ресторан. Он переоборудовал все помещения, присоединил к залу два крытых заводских склада, душевую и спортзал. Душевую переделали в сауну, а в спортзале устроили дополнительные двадцать посадочных мест с баром и три кабинета для VIP. Хозяин, узнав, что Нина закончила курсы, назначил ее метрдотелем и стал платить в семь раз больше, чем она получала.

Ресторан стал называться «У Автандила». Благодаря территориальной близости с Министерством обороны здесь ежевечерне обретались военные чины. Наезжали друзья хозяина, образовалась постоянная публика.

Нина все сделала, чтобы, как она говорила, сохранить прежний коллектив, даже бабу Нюру отстоять удалось, хотя Автандил ни в какую ее не хотел, говорил, что при виде старухи у клиента пропадает аппетит. Бабу Нюру упрятали с глаз долой в посудомойку. Поменяли только всех поваров, взяли двух барменов, слесарь Степан переквалифицировался в швейцара-вышибалу.

Автандил был упертый — все официантки у него должны были быть блондинки. Бедная шатенка Зина-старшая сожгла все волосы, но стала белой, куда денешься. Зина-младшая (мордовочка) краситься отказалась, ее отстояла Нина, сказав, что среди всех блондинок одна должна быть черненькая, для оттенения, что, мол, если б не было брюнетки, ее надо было специально брать в штат. Автандил выслушал, подумал, сказал «ты права, Нина». Остальные одиннадцать официанток были блондинки.

Главной достопримечательностью ресторана был громадный, во всю стену, аквариум, где плавали настоящие экзотические рыбы, а вечером во время шоу туда ныряли три почти обнаженные блондинки и совершали различные подводные эволюции.

Еще один небольшой аквариум был оборудован посредине зала. Там на дне лежали, шевелясь, большие живые серо-зеленые раки и лангусты; клешни у всех были перетянуты белыми лентами лейкопластыря, чтобы они с голодухи не покалечили друг друга. Посетители подходили к этому аквариуму и заказывали «блюдо из морепродуктов». Официанты специальным сачком вылавливали жертву, на которую указал клиент, и отправляли на кухню.

Первое время Коля с разрешения Нины приходил к ней в ресторан, садился за дальний столик, Зиночка-младшая ставила перед ним в графинчике 100 граммов ликера «Малибу» и какую-нибудь мелочь закусить. Коля отпивал по полглотка в час, смотрел аквашоу, слушал оркестр, отходил душой, наблюдая за нравами военных и гражданских, втайне гордился Ниной, которая после курсов очень изменилась. Она похорошела, поправилась («будто полуспущенную шину подкачали», выразился про себя Коля), стала делать макияж. Один раз Коля сам слышал, как Нина на английском языке говорила с каким-то смуглым человеком в военной форме. Коля понял только «плиз» и «сенкью», т. е. то, что говорил азиат, а Нина говорила непонятными словами много и даже как-то по-иностранному смеялась (что Коле не понравилось). Автандил был доволен ее работой, вскоре купил ей двухкомнатную квартиру, и Коля, однажды придя с работы домой, увидел, что во второй комнате, поменьше, поставлена новая кровать. Он понял — для него. Нина вернулась с работы в час ночи. Зашла на кухню, где томился Коля. Он поднял глаза. У Нины была новая прическа — высокие, начесом, волосы, схваченные лентой.

— Вот что, Коль, — сказала Нина холодно. — Что хочешь думай, только твои приходы ко мне на работу… в общем, это надо прекратить. — Она посмотрела на него с жалостью. — Раньше было можно, сейчас — нельзя. И хозяину не нравится… так что и вообще.

Коля думал, что все происходит во сне. Но это был не сон.

— А как же, к примеру… я один, весь вечер, ты ж в час-два приходишь… И при чем тут Автандил? Я ж всегда по счету плачу.

— Это неважно. Ты занимаешь отдельный столик, а там еще три посадочных места.

— Я могу и в раздаточной…

— Ну, не хочу я, — сказала Нина.

— Почему?

— Не хочу, и все. — Она уже говорила жестче. — И вообще вот что, Коля… Перейдешь в другую комнату.

Это была тягостная ночь в Колиной жизни. Он лежал на новой неудобной кровати, смотрел, как по потолку ползут, скрещиваясь, отсветы от фар ночных авто, думал о своей жизни, и жить ему не хотелось. Голое окно без занавесок наводило на мысль о больнице, о палате в сумасшедшем Доме. Тем более что разросшийся сад за окном издавал под порывами ветра тревожные и пугающие шумы.