Сады и пустоши: новая книга - [42]
И вот этот парень издевался. На нем отлично форма была прилажена, густой золотой чуб, пилоточка сбита, подбородок эсэсовский, и он с улыбочкой отдает приказы.
Я побывал внутри их казармы, располагавшейся там же рядом. То, что я там увидел, напомнило момент из «Гиперболоида инженера Гарина». Когда Гарин уже разбогател и качал золото, он нанял гвардию из бывших белогвардейцев. И те там разложились от безделья, только пили и погружались все больше и больше в маразм, носки-трусы валялись всюду. Забавное место, надо его перечитать. Все приметы разложения бывших военных, которые только пьют и играют в карты.
Я живо вспомнил эти страницы из «Гиперболоида», когда оказался в казарме: трусы, носки, двухпудовая гиря между шконок, ни одна постель не застелена, пол жутко грязный и заплеванный. Полный бардак и свинство. Моральное разложение капитальное. А я там был назначен в наряд полы мыть — что-то такое.
Перед тем как передать мое дело в трибунал, они решили в последний раз провести экспертизу. Командир части имел право принять такое решение. Дело готовилось в трибунал, что-то там писали. Последний ход: медицинский совет должен признать меня окончательно здоровым, чтобы отмести все мои претензии на то, что я больной. И после должны судить меня как злостного уклониста, взять под стражу. До этого считалось, что я еще не под стражей. Под автоматом, за колючей проволокой, но не под стражей. А так бы сидел в камере со всеми атрибутами.
Знали, что в Калуге по субботам собирался медицинский совет, — повезли меня в эту Калугу. Привезли в огромный корпус красного кирпича, где должен был проходить совет. Но именно в эту субботу совет не собрался. А после этого уже никаких вариантов. Никто меня второй раз не повезет, а дальше уже только передача дела в трибунал. И я должен находиться в более серьезной военной тюрьме уже «областного» масштаба. Накатанная дорожка. Это уже не какой-нибудь там штрафбат или как он называется?[90] Там проводишь год-полтора, а потом возвращаешься дослуживать. А тут семь лет за уклонение.
И тут сопровождающие, которые были со мной, говорят: давай сюда зайдем, по соседству. И заводят меня в «Бушмановку» [91]. «Бушмановка» — калужский дурдом, созданный еще до революции на деньги помещиков-благотворителей. Построенное ими здание все еще существовало — деревянные корпуса для буйных.
Вот заводят меня в Бушмановку, и я начинаю косить, симулировать безумие.
В «Рукописи, найденной в Сарагосе»[92] был Пачеко, которого время от времени била дрожь, он корчился, издавал пронзительный вопль, а потом продолжал рассказ как ни в чем не бывало. Вот такого Пачеко я изображал. Но опытные старые провинциальные психиатры сразу поняли, что перед ними наивный симулянт. Но они оставили меня: гражданские психиатры гуманисты же. Они знали, что меня ждет суд.
Там я просидел дней двадцать, прибывали еще какие-то мои знакомые из нашей части — гораздо более изощренные. Они же не дураки были жаловаться на ноги. Они сразу договаривались с какой-нибудь своей подругой дома, она им писала письмо, — что вот, мол, я тебя ждать не буду, бросаю, прощай, извини. И вот он это письмо читал, ходил по части, плакал, размазывал слезы, а потом шел в лес, предварительно договорившись с ребятами, и «вешался». Через минуту кто-то появлялся — как бы случайно проходившие в поисках грибов солдаты, — и его спасали, вытаскивали из петли, и хрипящего, с ремнем на шее, приносили в часть. И — сразу в дурдом. Все подтверждали, что подруга написала, что бросает, сука такая… вот их верность… да, он ходил, жаловался, плакал. Таких привозили в дурдом, проштамповывали и через пятнадцать дней отправляли домой.
У меня вышло иначе: сидел я там дней двадцать. В итоге мне вынесли приговор — «злостный симулянт» — и отправили в Москву на улицу Радио, в 575-й военный госпиталь, где находился жесткий психиатрический тюремный изолятор для тех, кто идет под суд, — как бы «Сербского» в миниатюре.
Там попадались интересные люди. Я там довольно много провел времени. Познакомился с летчиком, расстрелявшим с самолета целое колхозное стадо. Он очень веселился, вспоминая как они кусками взлетали вверх, — такой фонтан из коров. Был молодец, который застрелился на посту.
Я его спрашиваю:
— Как же ты в сердце не попал?
— Да портсигар помешал, ствол соскользнул. Портсигар был в шинели, и ствол увел вверх.
Он был такой здоровый, что сам дошел до медчасти. Такие лбы в 1905 году были на Цусиме — типа матроса Наливайко[93]. И к этому «Наливайко» приходила такая же баба — как ватная баба на чайнике. Замечательная была парочка.
Был еврей-марксист из Шахт или Донецка — активный пропагандист марксизма, атеист, очень цыганисто-еврейского вида, напоминавший молодых еврейских рабочих 1917 года, ушедших в революцию. Он говорил, что все национальные признаки типа папах и черкесок — проявление чудовищной архаичной отсталости. Надо учиться у Владимира Ильича — вот он одевался нейтрально: картуз, чтобы быть вместе с рабочими, и галстук, чтобы быть вместе с интеллигенцией. Картуз с галстуком — самая нейтральная прекрасная одежда, которая освобождает человека от всяких общностей, кроме общности труда. Он рисовал мне схемы шахт и как все это дело работает: забой, как рельсы прокладываются, как поднимается уголь. Много чего мне объяснил про добычу угля — забавный парень.
«Познание смыслов» – это новое, принципиально переработанное издание «Разговоров с Джемалем», книги, в содержание которой легли все телевизионные передачи на канале «Радио-медиаметрикс» с одноименным названием. Выпуски данных программ вел журналист канала Олег Дружбинский. Передачи начали записываться в январе и закончились в октябре 2016 года. Практически каждую неделю, в один определенный день, Гейдар Джемаль выходил в эфир, чтобы раскрыть в той или иной степени на протяжении часа тему, которую он сам определял для этой программы.
Гейдар Джемаль — интеллектуал с международной известностью и контркультурным прошлым. Собрание его философских работ и лекций разрушает множество популярных стереотипов. Современное мусульманское мировоззрение предстает перед нами во всей своей парадоксальности. Религиозная миссия пророков противопоставляется клерикальной практике жрецов. Противоборство Системы и Восстания превращается в вечную проблему для каждого из людей, слово «традиция» обретает взаимоисключающие значения, а единобожие указывает на уникальный выход из постмодернистского тупика.
Данный сборник бесед и исследовательских работ участников научной группы Исламского комитета под руководством Гейдара Джемаля посвящен развитию идеологии политического ислама в ХХ веке. Статьи членов Центра изучения конфликта, раскола, оппозиции и протеста посвящены, в частности, анализу взглядов видных теоретиков политического ислама – таких, как Сейид Кутб, аятолла Хомейни, Али Шариати, Калим Сиддыки. Вниманию читателя также предлагаются исследования, посвященные «черному исламу» и католической теологии освобождения.
Главная проблема современного человечества — исчезновение идеологии протеста. Протест есть как инстинкт, как практика, однако алгоритм протеста ликвидирован вместе с демонтажем классического марксизма. Марксизм на поверку оказался просто крайне левой формой либерализма. «Преодоление отчуждения» по Марксу на деле сводится к устранению трансцендентного измерения человека: человек должен, с точки зрения левых, стать вполне имманентным самодостаточным существом, растворенным в объективной реальности. Это тупик! Начнем протест с чистого листа: доведем отчуждение человека до абсолютной степени.
Человечество раньше никогда не стояло перед угрозой оказаться в мусорной корзине Истории. Фараоны и кесари не ставили таких задач, их наследники сегодня – ставят. Политический Ислам в эпоху банкротства «левого протеста» – последняя защита обездоленных мира. А Кавказ – это одна из цитаделей политического Ислама. … Теология в Исламе на протяжении многих столетий оставалась в руках факихов – шариатский юристов… Они считали и продолжают считать эту «божественную науку» всего лишь способом описания конкретных действий, предписанных мусульманину в ежедневной обрядовой и социальной практике.
«Фузеи» и «карамультуки» — название старинных кремневых ружей: первые стояли на вооружении регулярных армий, вторыми же пользовались пастухи и охотники Центральной Азии и Кавказа. Российская империя — «тюрьма народов» — вырастала из смертельного диалога этих стволов в дни Суворова и шейха Мансура, Ермолова и шейха Шамиля, Скобелева и защитников Хивы и Коканда… Тексты в данной книге — это свидетельства нашей эпохи, в которой беспощадно противостоящие друг другу силы встречаются перед началом генеральной битвы, обмениваясь до времени одиночными выстрелами из укрытий.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.