Сады и пустоши: новая книга - [33]
Лидия Александровна не знала ничего. Она постоянно вела диктанты по съездам, по истории партии, и диктовала она примерно так: «Пишите большими буквами: "В", "К", "П", и в скобочках мааааленькая "б"».
Как-то раз я поднял руку и говорю:
— Лидия Александровна, давно меня беспокоит такой вопрос: вот есть Анти-Дюринг — а что такое «Дюринг»?
Она мне отвечает:
— Джемаль, ты вечно задаешь абсолютно идиотские вопросы. Такого слова «дюринг» нет, есть «Анти-Дюринг» — это название работы Энгельса.
Класс грохнул. Никто «Анти-Дюринга» не открывал и может даже не держал в руках, но даже эти мои одноклассники, не страдавшие избытком интеллекта и эрудиции, поняли, что она сморозила какую-то гомерическую чушь. Я был в шоке, потому что эта книжка интересна тем, что когда ее открываешь, то на самой первой странице самая первая фраза Энгельса — о Евгении Дюринге, профессоре, против которого эта книжка написана…
Но относилась она ко мне неплохо. Я ее все время разводил на то, что защищал Мао Цзэдуна. У меня была такая фишка: как только урок Лидии Александровны, поднимаю руку и говорю:
— Лидия Александровна, а ведь Мао Цзэдун прав: руководство Советского Союза — это же ревизионисты, отошедшие от марксистско-ленинского учения. Мао Цзэдун прав: ядерная бомба — это бумажный тигр. Ну неужели не понятно, что если одна половина человечества погибнет, то другая-то половина будет жить при коммунизме, как говорит товарищ Мао Цзэдун. Разве это не достойная цель?
И все, урок на этом заканчивается.
Лидия Александровна говорила:
— Сдвиньте парты, дети. Давайте посадим Джемаля у окна, сейчас все будете с ним спорить. Джемаль, садись у окна, класс тебя сейчас будет ставить на место. Так, кто первый? Давай, Джемаль, выскажи свою позицию.
Я говорю:
— Половина человечества — в топку, другую — в коммунизм.
— Так, Шмелева.
Поднималась Шмелева, дочь майора с большой родинкой на щеке, такой одуванчик, и говорит:
— Гейдар, конечно, абсолютно неправ, потому что марксизм-ленинизм — это же все ради человека. А зачем нужен такой коммунизм, при котором половина человечества исчезнет в атомном огне? Это я заявляю как дочь офицера…
Потом я еще что-нибудь вбрасывал, и до звонка все были упакованы. Все обожали такие представления, потому что урока нет, и Лидия Александровна даже забывала нам что-то задать.
Или вот — Лидия Александровна что-то говорит, и вдруг ненароком попадает в гомосексуальную тему. Класс начинает хохотать, а она говорит:
— Мальчики, не надо смеяться, все вы познаете радость материнства. Класс уже ревёт.
Историчка Ева Яковлевна была более профессиональным преподавателем, более адекватной. Грузненькая, плотненькая, затянутая в платье с шелковым блеском, черные гладкие волосы заплетены в косу.
Она меня обожала:
— Гейдар, вы будущая звезда. Я на вас очень надеюсь.
И всегда лучилась, когда меня видела.
От нее ничего уникального не запомнилось, такого бреда, как от Лидии Александровны, я от нее не слышал.
Классика типа «я как мать говорю и как женщина», «израильская военщина»[77] просто сыпалась из этих людей. Сочетание, исчерпывающе определявшее этот человеческий срез.
Физик меня не любил. У нас был физик Нил Павлович, дошедший до Берлина капитан артиллерии, член партии, парторг, запьянцовский товарищ. А учителем физкультуры у нас был бывший смершевец, похожий на обезьяну, все время ходивший в школе в обвисшей спортивке светло-сине-салатового цвета с белыми кантиками. Рожа у него была, как у орангутанга.
И вот во время урока физики приходил смершевец к Нил Палычу, Нил Палыч тут же давал нам контрольную, и эти два ветерана шли в лабораторную комнату, запирались и пили 96-градусный спирт, который там стоял для опытов. Выходили только со звонком, красномордые. Это было очень часто[78].
Нил Палыч меня не любил черт его знает за что. Помню, как-то отвечал у доски какие-то формулы, но никакой связи с этими формулами у меня не было. Я ему говорю:
— Нил Палыч, что-то не идет у меня.
— Ну хорошо, садись, «два», — отвечает Нил Палыч.
Я говорю:
— Нил Палыч, ну почему бы не «три»? Ну, в принципе, вы же понимаете, что «два» — как-то банально. А вот если «три» — то на моем-то уровне будет очень даже экзотично.
А он говорит:
— Ты ведь турок?
Я отвечаю:
— Да.
С гордостью.
— Не еврей?
— Нет, я не еврей.
— Ну вот и веди себя как турок, а не как еврей. Садись, «два».
Интересный человек по-своему. Бравый капитан, говоривший мне «Ты же турок, садись, "два"», пивший спирт со смершевцем, был парторгом. Когда в 1961 году появилась программа партии (классе в седьмом или восьмом я учился в это время) — «наше поколение будет жить при коммунизме через 20 лет» и всё такое, — я воспринял эту программу как признание стратегического исторического поражения советской власти. Что вызвало у меня, конечно, восторг, потому что я партию ненавидел.
Советская власть в этой программе сама расписалась в том, что она купила себе веревку, намылила и еще выдает ее за шелковый галстук.
На одном из уроков вдруг Нил Палыч стал комментировать эту программу и сказал:
— Ну вот четко обозначены главные задачи и цели без всяких дураков. Вот что главное — брюхо набить, это стратегическая задача коммунистической партии.
«Познание смыслов» – это новое, принципиально переработанное издание «Разговоров с Джемалем», книги, в содержание которой легли все телевизионные передачи на канале «Радио-медиаметрикс» с одноименным названием. Выпуски данных программ вел журналист канала Олег Дружбинский. Передачи начали записываться в январе и закончились в октябре 2016 года. Практически каждую неделю, в один определенный день, Гейдар Джемаль выходил в эфир, чтобы раскрыть в той или иной степени на протяжении часа тему, которую он сам определял для этой программы.
Гейдар Джемаль — интеллектуал с международной известностью и контркультурным прошлым. Собрание его философских работ и лекций разрушает множество популярных стереотипов. Современное мусульманское мировоззрение предстает перед нами во всей своей парадоксальности. Религиозная миссия пророков противопоставляется клерикальной практике жрецов. Противоборство Системы и Восстания превращается в вечную проблему для каждого из людей, слово «традиция» обретает взаимоисключающие значения, а единобожие указывает на уникальный выход из постмодернистского тупика.
Данный сборник бесед и исследовательских работ участников научной группы Исламского комитета под руководством Гейдара Джемаля посвящен развитию идеологии политического ислама в ХХ веке. Статьи членов Центра изучения конфликта, раскола, оппозиции и протеста посвящены, в частности, анализу взглядов видных теоретиков политического ислама – таких, как Сейид Кутб, аятолла Хомейни, Али Шариати, Калим Сиддыки. Вниманию читателя также предлагаются исследования, посвященные «черному исламу» и католической теологии освобождения.
Главная проблема современного человечества — исчезновение идеологии протеста. Протест есть как инстинкт, как практика, однако алгоритм протеста ликвидирован вместе с демонтажем классического марксизма. Марксизм на поверку оказался просто крайне левой формой либерализма. «Преодоление отчуждения» по Марксу на деле сводится к устранению трансцендентного измерения человека: человек должен, с точки зрения левых, стать вполне имманентным самодостаточным существом, растворенным в объективной реальности. Это тупик! Начнем протест с чистого листа: доведем отчуждение человека до абсолютной степени.
Человечество раньше никогда не стояло перед угрозой оказаться в мусорной корзине Истории. Фараоны и кесари не ставили таких задач, их наследники сегодня – ставят. Политический Ислам в эпоху банкротства «левого протеста» – последняя защита обездоленных мира. А Кавказ – это одна из цитаделей политического Ислама. … Теология в Исламе на протяжении многих столетий оставалась в руках факихов – шариатский юристов… Они считали и продолжают считать эту «божественную науку» всего лишь способом описания конкретных действий, предписанных мусульманину в ежедневной обрядовой и социальной практике.
«Фузеи» и «карамультуки» — название старинных кремневых ружей: первые стояли на вооружении регулярных армий, вторыми же пользовались пастухи и охотники Центральной Азии и Кавказа. Российская империя — «тюрьма народов» — вырастала из смертельного диалога этих стволов в дни Суворова и шейха Мансура, Ермолова и шейха Шамиля, Скобелева и защитников Хивы и Коканда… Тексты в данной книге — это свидетельства нашей эпохи, в которой беспощадно противостоящие друг другу силы встречаются перед началом генеральной битвы, обмениваясь до времени одиночными выстрелами из укрытий.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.