Сады и пустоши: новая книга - [31]
Цинклер ушел после седьмого класса и больше я о нем не знаю. Такого типа выходцы из низов обычно подавались в Израиль, к тому же он был непоседливый парень: все время получал двойки за поведение. Он не мог сидеть спокойно, был гиперактивный. Ландау из таких не получаются. Для этого надо иметь определенную усидчивость. А Цинклер — «жизнист» из простых. В израильских войнах мог быть уже убит, если повезло уйти молодым…
Другой мой приятель — Серёжа Дружинин. Его бабушка — бундовка[71], бежавшая с Украины, а отец — инженер из русских купцов.
Жил Сережа Дружинин в доме своего отца в Еропкинском переулке, который был еще домом его дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки. Деревянный дом, покрытый штукатуркой, когда-то целиком принадлежавший этой семье.
Но там осталось всего две комнаты. В одной обитали отец с матерью и бабкой, которая вечно валялась на рундуке, — по-моему, она вообще не говорила по-русски. Я слышал от нее только одну фразу: «Сэрожа, иди кушат!»
Мать — высокая, статная, красивая еврейка, дико неопрятная, всегда в пуху, как после погрома, в перекрученных винтом носках, вечно куда-то стремилась с невероятным безумным выражением лица. Кого бы она ни увидела, кого бы ни встретила, она спрашивала: «Ну как мой Сэрожа?»
А Сережа — задохлик совершенно несчастного вида, очень закомплексованный, в общем-то неплохо знал школьный предмет. Но когда он выходил к доске, совершенно ничего не мог ответить, впадал в ступор, нес ересь, получал тройки.
Мы дразнили Дружинина — зажимали и спрашивали: «Ты еврей?». А он отвечал: «Нет, нет, я русский». И тогда мы его били портфелями, но, видимо, с разной психологической окраской.
Вскоре я перестал бить Дружинина портфелем и заинтересовался им. У него дома были интересные книжки. В частности, профессор Ермаков, последователь Фрейда в 20-е годы в Советской России. Дешевые издания начала 20-х годов — томики этого Ермакова. Много еще чего любопытного, но всё в чудовищной грязи. Сесть там было невозможно. Я там всегда стоял, потому что любая попытка сесть могла привести на котлету, которая лежала на стуле. Все покрыто грязью, жиром, перхотью, волосами. Вонючая бабушка на рундуке.
И во всё это с работы приходил отец, невысокого роста маленький человек с огромным тяжелым портфелем — примерно с треть него самого. Замкнутое страдальческое выражение лица.
Он входил в черном костюме без единой пылинки, белая рубашка и галстук. Единственная неожиданная вещь в комнате — пианино. Дружинин-старший ставил портфель и, не обращая ни на кого внимания, садился на вращающийся стул, открывал крышку, закрывал глаза и начинал самозабвенно играть. Ни на кого не смотрел, ни с кем не разговаривал, никому не кивал. Сидел и играл.
Не знаю уж, что должно было случиться, что он женился на этой еврейке, которая еще притащила свою мамашу-бундовку. Да, ходили слухи, что она, будучи в БУНДе, знала Махно на Украине. По-русски она не говорила или говорила очень плохо. Дружинин-старший, видимо, совершил гуманитарный акт в своей жизни, и эта жизнь превратилась в ад. После чего он только играл, закрыв глаза.
Он служил в «ящике» на должности видного, хорошего инженера.
Они жили в одной комнате, а в другой жили его две сестры, которые были монахини. Те вообще не выходили. Когда они открывали дверь, пускали к себе только Сережу. И когда они открывали дверь, чтобы он туда просочился, я видел, что там все в кивотах, окладах, лампадах, свечах, все горит золотом и полыхает, все забрано иконами с потолка до пола. Очень жарко натоплено. На лицах, закутанных в платки, бородавки. В это сатанинское пространство, где бегали с перекрученными чулками и лежали на рундуке, они не выходили. Брата к себе не пускали. Пускали из жалости только племянника.
Потом я в доме Лены на Гагаринском тоже нашел двух сестер-монахинь — они как-то парами обитают, видимо. Там на мансардном этаже тоже жили две, но дворянского происхождения. А эти, у Дружинина, купецко-мещанского рода.
Сережа был умненький, и мы много-много с ним обсуждали разных вещей. И фрейдизм, и вопросы философии, и конечно советскую власть.
И вот в 1968 году — я уже жил у Лены — иду по Денежному переулку мимо итальянского посольства в сторону Пречистенки, а на встречу мне идет Дружинин.
— Сережа!
Он обрадовался. Я обрадовался.
Пригласил его к себе чаю попить. Он шокирован обстановкой, потому что тогда у меня практически ничего дома не было, никакой мебели. И такие сомнительные обои, довольно рваные.
Мы пришли, и я его спрашиваю:
— Ну, ты чем занимаешься?
— Я в Институте связи.
— А что в связи? Это же, по-моему, скучное дело — связь.
— Ну надо же рационально подходить к вопросу о будущем, думать о будущей семье. Связь — такое дело, всегда будет куском хлеба.
Как-то не пахнет прежним Сережей, и дальше он спрашивает:
— Ну а ты что делаешь?
И я даже задумался, как бы ему объяснить.
— Ты знаешь, занимаюсь философией и религией. — Религией?
А мы о ней много говорили когда-то, кстати.
— Странно… Это же смешное.
— Как это — смешное? Что ты имеешь в виду?
— Ну это же от страха перед молнией в пещере.
— Сережа, ты что, на голову упал? Как-то ты странно проэволюционировал. Стал каким-то зародышем, хотя раньше был родившимся человеком. Что с тобой случилось?
«Познание смыслов» – это новое, принципиально переработанное издание «Разговоров с Джемалем», книги, в содержание которой легли все телевизионные передачи на канале «Радио-медиаметрикс» с одноименным названием. Выпуски данных программ вел журналист канала Олег Дружбинский. Передачи начали записываться в январе и закончились в октябре 2016 года. Практически каждую неделю, в один определенный день, Гейдар Джемаль выходил в эфир, чтобы раскрыть в той или иной степени на протяжении часа тему, которую он сам определял для этой программы.
Гейдар Джемаль — интеллектуал с международной известностью и контркультурным прошлым. Собрание его философских работ и лекций разрушает множество популярных стереотипов. Современное мусульманское мировоззрение предстает перед нами во всей своей парадоксальности. Религиозная миссия пророков противопоставляется клерикальной практике жрецов. Противоборство Системы и Восстания превращается в вечную проблему для каждого из людей, слово «традиция» обретает взаимоисключающие значения, а единобожие указывает на уникальный выход из постмодернистского тупика.
Данный сборник бесед и исследовательских работ участников научной группы Исламского комитета под руководством Гейдара Джемаля посвящен развитию идеологии политического ислама в ХХ веке. Статьи членов Центра изучения конфликта, раскола, оппозиции и протеста посвящены, в частности, анализу взглядов видных теоретиков политического ислама – таких, как Сейид Кутб, аятолла Хомейни, Али Шариати, Калим Сиддыки. Вниманию читателя также предлагаются исследования, посвященные «черному исламу» и католической теологии освобождения.
Главная проблема современного человечества — исчезновение идеологии протеста. Протест есть как инстинкт, как практика, однако алгоритм протеста ликвидирован вместе с демонтажем классического марксизма. Марксизм на поверку оказался просто крайне левой формой либерализма. «Преодоление отчуждения» по Марксу на деле сводится к устранению трансцендентного измерения человека: человек должен, с точки зрения левых, стать вполне имманентным самодостаточным существом, растворенным в объективной реальности. Это тупик! Начнем протест с чистого листа: доведем отчуждение человека до абсолютной степени.
Человечество раньше никогда не стояло перед угрозой оказаться в мусорной корзине Истории. Фараоны и кесари не ставили таких задач, их наследники сегодня – ставят. Политический Ислам в эпоху банкротства «левого протеста» – последняя защита обездоленных мира. А Кавказ – это одна из цитаделей политического Ислама. … Теология в Исламе на протяжении многих столетий оставалась в руках факихов – шариатский юристов… Они считали и продолжают считать эту «божественную науку» всего лишь способом описания конкретных действий, предписанных мусульманину в ежедневной обрядовой и социальной практике.
«Фузеи» и «карамультуки» — название старинных кремневых ружей: первые стояли на вооружении регулярных армий, вторыми же пользовались пастухи и охотники Центральной Азии и Кавказа. Российская империя — «тюрьма народов» — вырастала из смертельного диалога этих стволов в дни Суворова и шейха Мансура, Ермолова и шейха Шамиля, Скобелева и защитников Хивы и Коканда… Тексты в данной книге — это свидетельства нашей эпохи, в которой беспощадно противостоящие друг другу силы встречаются перед началом генеральной битвы, обмениваясь до времени одиночными выстрелами из укрытий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.