Сады и пустоши: новая книга - [15]

Что у меня нет отца, матери — мне даже в голову не приходило, что какие-то проблемы с этим бывают. Но потом я очень обрадовался, когда обнаружилось, что у меня есть отец и родственники по отцовской линии.

Теймураз Амилахвари

После того как мама развелась с подводником, она встретила любовь своей жизни — Теймураза Николаевича Амилахвари. Этот потрясающий человек оказал громадное влияние на меня, что странно: я с юных лет избирателен в том, чтобы допустить какое-то влияние. Но тут обнаружилось родство душ.

Теймураз Николаевич родился в 1919 году в семье светлейшего князя, которого расстреляли красные в Грузии. И дальше жизнь Теймураза оказалась мрачной. Ему не позволили поступить в институт как «бывшему». Он был поражен в правах. Некоторое время учился, кажется, в театральном училище, потом в художественной школе, — но могу ошибаться.

Большую войну он закончил в Праге после разгрома группировки Шрёдера, командовал на выходе кавалерийским разведывательным полком корпуса.

Теймураз Амилахвари лично был знаком с Василием Сталиным. Василий был фанат конного дела, занимался подбором лошадей и даже имел конный завод. Поскольку Теймураз был кавалерист, он принимал во всем этом участие. Когда Хрущев развернул кампанию против Василия Сталина — вроде как его заподозрили в каких-то махинациях с лошадьми, — Теймураз взял на себя все проблемы и получил срок. Его лишили орденов. Он сел, вышел году в 1960, а в 1961 я с ним познакомился.

Моя мать знала его еще юной, до его посадки, когда он был близким к Василию Сталину бравым офицером. Теймураз, кстати, был огромного роста — 190 см или чуть выше, с армейской выправкой, с длинным костистым барским лицом. Когда я его впервые увидел, он всегда был в галифе и сапогах, но выглядел очень стильно.

Мать и до посадки была в него влюблена.

Они встретились снова, когда Теймураз уже вернулся из лагеря. Мать, расставшись с подводником, вернулась на ипподром. Они с Теймуразом наконец-то соединились. Это была любовь её жизни, она нашла окончательно себя в другом человеке. Они поженились и уехали в Тбилиси. Туда я к матери приезжал, и мы там скакали по горным дорогам.

Теймураз некоторое время был поражен в правах при Хрущеве. Ему все восстановили, когда Хрущева сняли, вернули ордена. Орденов у него было много. В 1967 году они вернулись в Москву, стали жить на Мансуровском. А я в это время уже перебрался к своей жене Лене, матери моего сына Орхана. Я постоянно приходил на Мансуровский, общался с Теймуразом.

Теймураз стал для меня знаковой и значимой фигурой, я к нему очень хорошо относился. Задним числом я даже удивляюсь, насколько он оказал на меня влияние, при том, что он был не интеллектуал, и если и творческий человек, то закопавший свой талант.

Он начинал свою жизненную карьеру с театрального и художественного училища, но потом стал кавалеристом, офицером, как и его отец. Только отец был в свите Его Императорского Величества, а он был разведчиком в Красной Армии. У него творческое начало претворилось во что-то другое. В нем было настоящее старорежимное грузинство. «Дорогие тосты продолжаются!».

Теймураз всегда был очень хлебосольный, у него был открытый дом. Всякий конец недели у него собирались по 25–30 гостей за огромным раскладным столом, который ломился от яств. Когда Совок отштамповал кальку «застойнозастольные времена», мне было понятно, о чем речь, потому что двенадцать лет тянулись в таких вполне застойных продолжениях «дорогих тостов». Но ничего лицемерного в этом не было. Приходили старые друзья дома по линии матери и по линии ипподрома. Бывал Толя Ржанов, который с матерью вместе учился в школе, сын актера Ржанова из Малого театра. Юрий Назаров, киноактер, тоже старый друг матери, Юрий Соломин — друзья дома по линии матери, не по линии дяди. По линии ипподрома — Эфрос[34], директор московского ипподрома.

Мама после того как ушла из профессионального спорта стала дрессировщицей. У меня до сих пор сохранились ее корочки из министерства культуры, где она была официально обозначена как дрессировщица крупных хищников. Но с этой работы она никого не приглашала. С Дуровой у нее были довольно натянутые отношения, хотя домами мы знали друг друга — дуровская династия и наш дом. Поэтому она туда и пошла.

Серьезных разговоров не было. Но тосты никогда не были адресными, не были льстивыми. Все гости близко друг друга знали. Потоком шли истории из артистичного прошлого. И конечно главным рассказчиком был Теймураз, но и другие какой-то вклад вносили.

Теймураз был человек большого стиля, с особой аурой. Все-таки непросто находится в присутствии настоящего светлейшего князя. Реально — это как работающая батарейка.

Вот Юрасовский все время искал, откуда взялись его шляхтичи, переселившиеся при Алексее Михайловиче, и хотел еще дальше корни найти: мало ему было времен Алексея Михайловича, он их в Балканы желал вывести. Но когда он появлялся в присутствии Теймураза, он знал свое место. Он отдавал честь и прятался. Он понимал разницу между Юрасовскими из Орловской губернии и Амилахвари. Держался тихо[35].

Но, конечно, Теймуразу доставалось на Мансуровском. Одна только Таня Друцкая-Соколинская