Саамские сказки - [19]

Знай: то Мяндаш-пырре...

Знай: когда великий Тьермес настигнет Мяндаш-пырре и первой стрелой ударит — весь камень гор раздастся и выбросит огонь, все реки потекут назад, иссякнет дождь, иссякнут все озера, море оскудеет. Но солнце будет.

Знай еще: когда великий Тьермес второй стрелой вопьется в черный лоб меж золотых рогов, огонь охватит землю, горы закипят водой, на месте этих гор поднимутся другие. Сгорят они, как бородатый мох на старых елях. Сгорят полуночные земли, и лед вскипит. Ветер с Севера будет пламенем. Сгорит Старик с Севера.

Когда же на Мяндаш-пырре ринутся собаки и Тьермес вонзит свой нож в живое сердце, тогда конец: упадут с небес все звезды, потухнет старая луна, утонет солнце. На земле же будет прах.

МЯНДАШ-ПЫРРЕ

Из-за Каменского, из-за Имандры, из нутра Матерой земли бежит Мяндаш — дикий олень.

Мяндаш-пырре имя ему, он начало дикарьского кёгору. Мяндаш-пырре — начало жизни и краю.

От края до края земли, от начала не наших пределов Мяндаш-пырре бежит.

Путь его — солнца путь, туда ему бег.

Мяндаш-пырре летит, Златорогий Олень. Белый как снег, он бежит из-за Лимандров далеких, из-за Норвеги, летит прямо к Каменскому Нижнему озеру. Замарались копыта — и не понравилась ему эта земля, не взлюбилась вода. На Сыйвыннь побежал. Стал на Камень крутой.

Здесь. Отсюда видна высокая Кейва, сытные земли Оаймкеджпоалла. Остоялся тут, ноги расширил — омочил нашу землю; отдых принял. Встал и подумал:

Как подумаю я, подумаю,

На три стороны, на четыре ли

Мысли-думы мои разбегаются.

Да куда же мне путь держать?*[5]

Цокнул копытом о гладкие камни, легким скоком, играя копытцами, вновь побежал.

Хрустят его ноги, шелестят ему кормные травы и белые ягели:

— Мяндаш-пырре бежит, Мяндаш-пырре идет...

Оаймкеджпоалла-холмы под его ноги растут. Летний Наволок приходит под ноги его.

Понравились сопочки эти, и на Летнюю землю пришел он. В родниках копыта омыл.

И ел тут, и жил, и кормился, и отдыхал, и свой рог золотой уронил.

...и сказал:

«— Эта кегора — Мяндаша тундра. Вершинам этих холмов — рог Мяндаша, рог головной.

И встрепенулся.

МЯНДАШ-ДЕВА

В горах и вараках, на ламбинах и тундрах — где не живет человек и никогда ему не живать, куда не след ему ходить — живут Мяндаши.

Вот Мяндаш-дева, конечно, жила. Ее облик — женщина оленя. У нее родилось теля — сынок. Жил он, жил и у Мяндаш-девы скоро превратился в молодого оленя, Мяндаш-парнь.

Мяндаш-парнь ходил на охоту.

Однажды он вернулся домой. Пришел к матери и сказал:

— Вот, мать, будем жить в веже из оленьих шкур; порогом будет чаппыд — позвонки, доски крыши — из ребер, опоры — ноги оленя, чистое место хребетною костью обложим, а камни очага будут, как печень, гладки.

Построил вежу и сказал:

— Это Мяндащей вежа.

Перевернулся я в человеческом облике стал. Перевернулась Мяндаш-дева и в человеческом облике предстала сыну. И вот МяНдаш-парнь матери сказал:

— Я хочу жениться и взять дочь человеческую.

Мяндаш-дева говорит:

— Сынок, ты не сможешь жить с человеческой девушкой. Она другого запаха. Она не сможет быть чистой, как ты. Ты Мяндаш, дикий олень. Она тебе не будет обрядной. От ее запаха ты всегда будешь прядать ушами. Тебе не будет терпения жить в своем доме.

Но Мяндаш-сын сказал:

— Приведи человеческую дочь. Однако будем жить. И она будет меня беречь.

Тогда Мяндаш-дева вышла на волю и пошла искать жену своему сыну. Обернулась дикою важенкой и переплыла через Мяндаш-йог — кровавую реку. В Мяндаш-реке волны из легких, а камни из печени. Перешла она через реку и побежала вперед. Бежала, бежала и пришла к человеческой веже. Обернулась женщиной и просто женщиной вошла в дом человека. Вошла, сняла каньги с ног и спросила:

— Которая дочка пойдет моему сыну в жены?

Старик, который жил в веже, имел трех дочерей.

Старшая дочь говорит:

— А я пойду!

— Ну, если ты пойдешь,— сказала Мяндаш-дева,— то положи мои каньги сушиться. Хорошо их расправь и просуши,— Сама вышла из вежи наружу.

Каньги были не простые. Внутри из пойды, а стельки из самой нежной, самой вкусной пойды, тоньке-пойды.

Вот ночь Мяндаш спала, а утром пробудилась и говорит старшей девушке:

— Принеси мои пойденные каньги и хорошо расправленные стельки.

А у девушки жир-то из канег съеден! Вместо жира она положила в каньги траву, а стельки сделала из простого овечьего сена. Принесла к Мяндаш-деве эти каньги и сказала:

— Суй ноги!

Мяндаш обуваться стала, а в каньгах-то сено! И стельки не те!

Ну Мяндаш-дева ничего не сказала.

И пошли они, Мяндаш-дева и дочь старика. Пришли к Мяндаш-реке. Спрашивает Дева:

— Как ты, Пейнтьйолльке[6], пойдешь через Мяндаш-йог, кровавую реку, где волны из легких, где камни из печени?

А та и говорит:

— Как ты, так и я.

Ничего не сказала на это Мяндаш-дева. Обернулась дикою важенкой, переплыла через Мяндаш-реку и побежала вперед. Молодица осталась на берегу реки. Бродила, бродила, тонула, тонула, едва-едва перебралась через реку.

Мяндаш-дева домой пришла. А около вежи бегают пыжики-ребятки.

— Подьте, встретьте молодицу,— сказала им Мяндаш.

Они побежали, копытцами перебирая. А у молодицы в руках посошок. Этим посошком она их побила всех по носу, до крови. Мяндаш-дети домой убежали.