Саалама, руси - [12]

— Не надо, оставь, — он отвел ее руку. — Может, пригодится.

Мужчина помолчал немного, с наслаждением вдыхая сигаретный дым. Потом спросил:

— У тебя с Ясминой конфликт?

Ливанская равнодушно пожала плечами:

— Да нет, не конфликт. Это она меня терпеть не может. Мне-то все равно, — Ливанская посомневалась и закурила вторую — по собственной глупости она взяла с собой всего блок сигарет, осталось от него три пачки, так что в скором времени ей предстояло бросать курить — в деревне сигарет не достать. — Почему она такая странная? Я понять не могу — она кто по национальности?

Муки как-то странно глянул на девушку и усмехнулся:

— Ясмина венгерка. Она имя поменяла, приняв ислам, — мужчина замолчал на секунду, а потом отрезал: — После того, как ее до полусмерти избили на улице за то, что она шла под руку с мужчиной. Так что с психикой у нее нелады не от хорошей жизни.

Ливанская выдохнула и глухо спросила:

— Почему она не уедет отсюда?

Он неторопливо затушил бычок и хмыкнул:

— А куда ей ехать? У нее здесь муж.

— В смысле, местный?

— В смысле, закопан, — Муки замолчал, вглядываясь в ночь, а после резко поднялся. — Ладно, я спать. Спасибо за сигарету.

Мужчина ушел в барак, оставив девушку сидеть на земле и ежиться от холода в тридцатиградусную жару.

[1] Хаpам, харамный (араб. однокоренное слово — гарем) — в шариате запретные действия.

[2]Джамаат Аш-Шабааб (Аль-Шабаб, Хизбул Шабааб — «Молодежное движение моджахедов»), Народное Движение Сопротивления в Стране Двух Государств — группа сомалийских исламистов, прежде всего действующих в Сомали.

11

12 ноября 2008 года. Среда. Сомали. Деревня. 17:40.

Ливанская упала на кровать и с силой сжала виски руками. Пальцы тут же запутались в мокрых от пота волосах. Она просто не знала, куда едет. Первой мыслью было: Додди прав — бежать отсюда. Куда угодно, как угодно, на чем угодно, хоть пешком. Лишь бы подальше от Сомали.

даже не сняла заляпанный кровью домотканый хирургический халат. Сомали, Сомали, кругом Сомали. Здесь все такое — ломкое, грязное, ветхое. Даже операционный костюм — старый, уже нигде не используемый евростандарт. И застиран так, что цвет невозможно определить — застарелая кровь на нем буреет темными пятнами.

Пятнадцать минут назад у хирурга Ливанской на столе впервые умер пациент.

Она не раз видела, как умирают люди. Но первая смерть под собственными руками для молодого хирурга всегда потрясение. Странно, но каких-то особых эмоций она сперва даже не испытала. Только злость, досаду и разочарование. Констатировав смерть, она бросила в таз окровавленные перчатки и вышла за дверь, оставив тело на попечение Ясмины.

И уже там отчаянно вцепилась пальцами в крошащуюся ломкую стену и ее вывернуло наизнанку.

Спазмы следовали один за другим. Только когда рвать стало уже нечем — одна слюна и желчь — она, наконец, отдышалась и сплюнула. Было жарко. Девушка прижалась лбом к нагретой стене и закрыла глаза, ноги не держали. С той стороны здания слышался тихий говор местных: они ждут. И будут сидеть здесь, пока их кто-то не примет. Пора было возвращаться, но вместо этого она выпрямилась и нетвердой походкой направилась к спальному бараку.

Кровь, жара, зловоние. Москиты, зараза, стрельба. Африканцы, нескончаемой толпой тянущиеся к госпиталю. И черные ублюдки с автоматами.

Ливанская приняла того старика одна. Он был едва живой, шел, опираясь на плечи сына. Точного диагноза она не поставила, но, судя по тому, что живот был напряжен и тверд как доска, случай хирургический.

Но она даже сделать ничего не успела, только раскрыла брюшную полость, а у старика остановилось сердце, и он перестал дышать. Ливанская попыталась завести его вручную, и, кажется, один раз ей это удалось. И тут отключился аппарат ИВЛ. Девушка даже не сразу поняла, что происходит — Ясмина среагировала первой и кинулась крепить к интубационной трубке[1] мешок Амбу[2]. Это заняло всего несколько секунд, но к тому времени у сомалийца катастрофически упало давление. Проблемы нарастали, как снежный ком. Ясмина не могла отпустить мешок, Ливанская не могла прекратить реанимацию, и помочь было некому.

Полчаса тщетных усилий — и смерть.

Девушка тяжело переступила порог, окунувшись в полумрак. На ватных ногах прошла по коридору и захлопнула за собой дверь комнаты.

И теперь, уже лежа на кровати, пыталась отогнать от себя мысли, что она сделала неправильно. И не перебирать в который раз события предыдущего часа. Тело было липким от пота и крови. Там, впопыхах, она уже не смотрела, что пачкается в ней по локоть. А теперь дышать было невозможно от металлического запаха.

Ливанская закрыла глаза, проваливаясь в муторный неспокойный сон. Было нестерпимо жарко

Тело покрывалось липкой испариной, духота стояла невыносимая.

— Тебя ничто не смущает? — она перевернулась на живот, с усмешкой глядя на парня. Постель заливал солнечный свет, он бил прямо в глаза, заставляя щуриться.

— Нет. А должно? — он, не задумываясь, пожал плечами.

— Вообще-то, да, — девушка рассмеялась и добавила: — Мне двадцать пять.

— Наоборот, прикольно, — самоуверенный, даже немного нагловатый, он заразительно смеялся.