С. Ю. Витте - [82]

Витте относился очень добро и сочувственно к своим сослуживцам, часто сам предугадывал их нужды и шел им навстречу. Несправедливые нападения на них он отражал со всею энергией и часто сам переходил в наступление на противников. С другой стороны, он был преувеличенно чувствителен и восприимчив к нападкам властей на так называемую политическую неблагонадежность его подчиненных.

Вспоминаю такой случай. Кандидаты на должность управляющих казенными палатами избирались комиссией из директоров соответствующих департаментов. На одну из таких должностей я предложил в качестве кандидата начальника отделения Владимирской казенной палаты Житецкого, известного украинского писателя и бывшего преподавателя русской литературы в киевской гимназии. В молодости своей «за украйнофильское направление» был сослан в Вятскую губ<ернию>. В конце концов Житецкий пристроился к казенной палате и был доволен, что живет спокойно, никем не замеченный. В прежнее время состояние «никем не замеченного» представляло большие выгоды: зоркие глаза явной и тайной власти теряли [тебя] из виду, и можно было жить сравнительно сносно. По общему порядку о назначении Житецкого требовалось сношение с Департаментом полиции «о неимении препятствий». От департамента последовал такой ответ: особых препятствий не имеется, но сообщается, что в прошлом были такие и такие-то факты. На полученном ответе Витте сделал пометку: «Наверное, рекомендовал В. И. Ковалевский», а затем высказал пожелание, чтобы Житецкий устроился как-нибудь иначе. Об этом было сообщено Житецкому, который немедленно приехал в Петербург. Разговор с ним произвел на меня очень тяжелое впечатление. Мне было и стыдно и прискорбно при сознании, какую медвежью услугу я ему оказал. Почтенный и скромный Житецкий ни о чем не просил, не домогался никакого повышения. Средств у него нет, жена больна, дочери в Москве делают операцию… Чтобы загладить свой великий грех, я в тот же день заехал к Н. С. Абазе и просил его вместе со мною поехать к тогдашнему государственному контролеру Т. И. Филиппову, чтобы совместно упросить его немедленно предоставить Житецкому место лучше того, которое он занимал. Т. И. Филиппов на это согласился. Прошло несколько времени. С. Ю. Витте, узнав о той хорошей репутации, какою Житецкий пользовался, в особенности в Киеве, пригласил его к себе и предложил опять перейти на службу в Министерство финансов. Житецкий отказался.

Ярославский губернатор Б. В. Штюрмер, впоследствии министр иностранных дел и председатель Совета министров, пожаловался на старшего фабричного инспектора Ярославской губ<ернии> Дейшу за «некоторые проявления неблагонадежности». Вся вина Дейши заключалась в том, что он не признал правильной смету, составленную для постройки какого-то казенного здания. Посланное на место для расследования лицо не только не нашло в действиях Дейши чего-нибудь предосудительного, но аттестовало его как человека вполне достойного, поведение же Штюрмера было характеризовано так, как оно того заслуживало. С. Ю. Витте, отнесшийся сначала с предвзятостью к Дейше, потом охотно перевел его на такую же должность в лучший город – Киев, чего Дейша, сам украинец, женатый на известной певице Сионицкой, давно добивался.

Губернаторы довольно часто жаловались на фабричных инспекторов, выставляя против них или то, что они всегда на стороне рабочих, или что не пользуются уважением среди промышленников, либо какой-либо другой мотив. Витте в этих случаях спешил скорейшим расследованием через особо командированных лиц. Оказывалось, что сам губернатор не пользовался ничьим уважением, что нападки на пристрастие фабричной инспекции были неосновательны. И Витте успокаивался.

Вообще С. Ю. Витте был очень импульсивен и под влиянием минуты и настроения склонен был немедленно переходить к действию. Но по прошествии некоторого времени, когда он мог спокойно обдумать, довольно легко отказывался от казавшихся на первый взгляд бесповоротными решений.

Однажды, привезя с собой проект инструкции фабричной инспекции, С. Ю. призвал меня и поручил немедленно отпечатать и разослать этот циркуляр фабричным инспекторам. Циркуляр был написан рукою К. П. Победоносцева, что я и высказал С. Ю. Витте.

– Откуда вы это знаете? – спросил он.

– Мне известна рука Победоносцева.

– Все равно – надо разослать.

Я прочел циркуляр. Содержание его было поистине возмутительно. В нем Победоносцев, после краткого, но вполне правильного изложения сущности социализма, указывал на опасности распространения его среди рабочих, называя глубоко развращенными тех, кто придерживается социалистического учения. Фабричную же инспекцию он призывал к надзору и выслеживанию за рабочими, чтобы своевременно могли быть приняты строгие меры. Я раздраженно высказал Витте, что циркуляр Победоносцева прямо-таки чудовищен и даже неумен: за идеи и взгляды можно людей считать вредными, но кто имеет право считать их безнравственными? Безнравственно само обвинение в безнравственности за честное убеждение. Отказываясь от рассылки этого циркуляра, я просил Витте не давать ему хода, так как в противном случае Министерство финансов наложит на себя несмываемое пятно. Прошло две недели. Витте запиской спросил меня, когда же будет исполнено его распоряжение. Только что я собрался отвечать ему, повторяя уже ранее приведенные резоны, как на пути к Витте меня повстречал покойный М. И. Кази. Увидев меня в расстроенном состоянии, он спросил, в чем дело. Я ему дал прочесть проект циркуляра Победоносцева и высказал, что если Витте будет настаивать, то я вынужден буду подать в отставку. Кази был того же мнения, как и я, о циркуляре и одобрил мое намерение. Он предложил переговорить с С. Ю. Витте. Министр отказался от своих настояний и, по словам Кази, добродушно закончил словами: «Ну, и не будем публиковать. Пусть Ковалевский положит проект под сукно».