С. Ю. Витте - [83]

Надо пояснить, что С. Ю. очень считался с М. И. Кази, который пользовался расположением Николая II. Внешним образом Витте обнаруживал дружеские отношения к Кази, но в душе побаивался М. И. и помешал его назначению сперва на пост государственного контролера, а потом – министра путей сообщения, подсказав вдовствующей императрице в качестве кандидата на пост министра путей сообщения князя М. И. Хилкова, к которому императрица-мать относилась очень благосклонно. Кази был человек сильной воли и влиятельный, несмотря на то что не занимал никакого официального положения после управления казенным Балтийским судостроительным заводом на полукоммерческом основании. Человек состоятельный, он не искал государственного поста по материальным побуждениям. Но ему очень хотелось приложить свою кипучую энергию к большому административному делу в сознании, что государственный корабль несется «без руля и без ветрил» навстречу гибели. Да и честолюбие играло не последнюю роль. В беседе с Витте Кази откровенно высказал, что, если бы попал в государственные контролеры, то имел бы пред собой полную картину того, как живет и управляется Россия, был бы превосходно осведомлен о деятельности всех министерств, о результатах их работы на благо или во вред населению, о переживаниях и настроениях России. Витте все это принял к сведению.

Неожиданности неприятного свойства нередко вызывали у Витте не только смущение, но и растерянность, правда на короткое время, пока он не успевал сообразить подходящую комбинацию для выхода из затруднений.

Летом, в один из воскресных дней, С. Ю. получил от императора Николая II записку без подписи, положенную на столе кабинета охотничьего домика во время царской охоты. Как оказалось впоследствии, записка была составлена генералом Пантелеевым, товарищем министра внутренних дел по управлению жандармской частью. Характерно, что содержание записки министру внутренних дел известно не было. В ней описывалось печальное положение фабрично-заводских рабочих («белых рабов» – по выражению Пантелеева). По мнению его, улучшить положение рабочих, среди которых тлетворные семена социализма дают обильные всходы, можно лишь одним путем – передачею заботы о благополучии рабочих в руки губернских жандармских управлений. Под председательством начальника такого управления нужно образовать комиссии при участии промышленников, которые, по указке председателя, и будут приводить в исполнение намеченные им меры. Расходы по улучшению быта рабочего класса будут распределяться по соображению с состоятельностью и платежеспособностью заводчиков. Никаких законодательных норм не нужно: все по душе и на глазок, по справедливой оценке. Просто и скоро. Фабричная инспекция должна состоять в распоряжении жандармского управления и служить ее видам – для осведомления о настроении. Не так голо – откровенно – было написано, но сущность была именно такая. И все это подносилось под флагом защиты труда от угнетения капиталом, с целью положить конец пропаганде. Царь на полях записки сделал много сочувственных пометок: «Правильно», «Верная мысль», «Так и сделать».

По получении записки Витте пришел в ужас от проекта такого «жандармского социализма», как он назвал его. Он вызвал меня, и мы стали обдумывать, как выйти из затруднения. Решено было снять копию с записки Пантелеева, не воспроизводя царских пометок на полях, и затем недели через две просить государя о передаче ее на рассмотрение комиссии под председательством К. П. Победоносцева.

<…>

Витте был чрезвычайно доступен, прост в обращении, не любил формальностей. Старых друзей он помнил, принимал их запросто и охотно приходил им на помощь.

Из многих фактов проявления С. Ю. Витте великодушия расскажу три разнохарактерных.

В 1894 г. мы шли на пароходе из Рыбинска в Нижний для обсуждения с тогдашним нижегородским губернатором Н. М. Барановым вопросов, связанных с предстоявшей Всероссийской художественно-промышленной выставкой 1898 г. Сзади шел другой пароход «на всякий случай». В пути лопнула крышка парораспределительного прибора парохода, на котором мы находились; пар повалил во все машинные отделения, на палубу. Пароход этот только что вышел из ремонта. Подали другой. Началась пересадка и перегрузка. Капитан и помощник его сильно смутились, команда имела растерянный вид. Витте молча и спокойно перешел на другой пароход и продолжал своими широкими шагами ходить по палубе, углубившись в какую-то, видимо, его тревожившую мысль. Настало время завтрака. Я спросил его, о чем он думает. «О Восточной китайской дороге и о Лихунчанге», – ответил он. Напомнив ему о времени завтрака, я обратил его внимание на общее смущение. «Пойдемте завтракать». За столом он интересовался Волгой и плаванием по ней, ни одним словом не намекнув на инцидент.

По приезде в Нижний он поблагодарил служащих и команду. Надо было дать команде. «Сколько дать?» – спросил он. «Вам, как министру, меньше 200 руб. дать нельзя». Витте принялся вытаскивать бумажки из жилетных карманов, насчитал менее 400 руб. (Витте в то время не носил портмоне и никогда в точности не знал, сколько денег имеет при себе.) «А у вас сколько?» Я насчитал 280 руб. «Ну, как-нибудь достанем в Нижнем на расходы по пребыванию там и обратную поездку». Надо заметить, что Витте обыкновенно не брал полагавшихся ему на поездку денег, но получал по действительному расходу, что было гораздо меньше.