С. Ю. Витте - [128]

4/17 августа. В утреннем заседании обсуждали девятую статью о военном вознаграждении. Комура привел несколько доводов в пользу закономерности японских требований. Витте ответил решительным отказом, заявив, что не находит возможным даже входить в обсуждение вопроса. Возражение Витте сводилось к тому, что Россия потерпела поражение, но не побеждена, между тем платят контрибуцию лишь государства, не могущие продолжать войну. «Вот если бы японцы заняли Москву, – прибавил он, – тогда можно было бы поднять такой вопрос». В подкрепление своих слов он вручил Комуре составленную Мартенсом ноту, которая должна служить ответом на японскую. <…>

5/18 августа. Начиная обсуждение вопроса об ограничении русских морских сил, Комура заявил, что наша редакция статьи не удовлетворяет японское правительство. Так как, с другой стороны, японское предложение нами отклонено, то, по его мнению, лучше совсем отложить обсуждение этой статьи, о чем занести в протокол, и перейти к обсуждению статьи двенадцатой. Говоря это, Комура передал Витте какой-то документ. Прочтя бумагу, Витте предложил секретарям выйти из комнаты, так как он хочет переговорить с японскими уполномоченными. Это секретное совещание продолжалось до половины третьего.

<…> Как я потом узнал от барона Розена, японцами в секретном совещании был предложен новый компромисс с Сахалином и с вознаграждением, а именно: разделение Сахалина, так чтобы Россия удержала северную половину острова, а Япония – южную. За возвращение же северной половины Россия уплачивает вознаграждение или выкуп. В случае нашего согласия на такую комбинацию японцы, вероятно, откажутся от бесцельных для них и унизительных для нас условий об ограничении морских сил и о выдаче разоруженных судов. <…>

Коростовец И. Я. Страница из истории русской дипломатии: Русско-японские переговоры в Портсмуте в 1905 г.: Дневник И. Я. Коростовца, секретаря графа Витте. Пекин, 1923. С. 6–23, 34–35, 42–53, 56–60, 64–69, 71–76.

Б. А. Суворин Из воспоминаний старого газетчика: С. Ю. Витте в Америке

Еврейская девочка. Машинист. История с «молодым человеком»

С. Ю. Витте и его штаб, если можно так выразиться, остановился в превосходной гостинице St. Regis. В полную противоположность японским дипломатам, ведшим самый замкнутый образ жизни, представители России совершенно не скрывались, что доставляло несомненное удовольствие американским журналистам.

Витте также всюду показывался, и его изображения пестрели на страницах нью-йоркских газет. В один из первых дней пребывания в Нью-Йорке он поехал осматривать город.

Конечно, за ним помчались репортеры и сыщики, которые должны были охранять «царского посла». К их великому удивлению, они увидели, что Витте приказал ехать в еврейский квартал Bowery.

Я не знаю, что представляет собой теперь этот квартал, тогда это был один из самых грязных и невзрачных кварталов громоздкого города.

На углу какой-то улицы Витте приказал остановиться и, подозвав маленькую еврейскую девочку, продававшую цветы, купил у нее букетик и дал ей русский золотой.

Это произвело фурор замечательный, и чуть ли не в тот же самый день на страницы газет попала и девочка, и золотой, и родители девочки. Американская печать в значительном своем большинстве находится в еврейских руках. Представьте себе, какое значение было придано этому жесту «царского посла».

Думали увидеть неприступного, напыщенного царедворца, а увидели человека, который просит поддержки у печати и заявляет, что он сам журналист. Думали увидеть «погромщика», а вот же этот посол едет в еврейский квартал, разговаривает с еврейской девочкой и дарит ей «царский золотой».

Все это было слишком необыкновенно, даже сенсационно для того, чтобы не взволновать печати и не увидеть ее симпатии.

Много позднее я попал с моим английским другом Роб. Лонгом и с целой компанией американских журналистов в тот же еврейский квартал, в небольшой еврейский мьюзик-холл.

Кто-то из моих спутников шутки ради сообщил директору театра, что я известный русский князь и путешествую инкогнито…

Нам отвели лучшую ложу, и директор рассыпался в любезностях. Когда мы уже собирались уходить, он просил нас остаться, так как хочет представить нам свою труппу.

После этого представления оркестр неожиданно заиграл русский гимн.

Я встал, и встали мои спутники. Театр был наполнен исключительно евреями, и я мог опасаться какой-нибудь демонстрации. Вышло наоборот: почти весь зал встал и аплодировал.

И эта популярность выросла еще больше после его путешествия в Портсмут.

Витте отказался ехать туда морем, будучи очень плохим моряком. Ему предложили экстренный поезд, он отказался и просил только, чтобы ему дали вагон.

В Бостоне его ожидали все нотабели города во главе с губернатором штата. Кто-то сказал Витте несколько приветственных слов, Мартенс отвечал, но в это время под огнем фотографических аппаратов и вспышки магния репортеры увидели необычайное зрелище.

К русскому министру шел вызванный им машинист с локомотива, наскоро вытирая руки паклей.

Витте неожиданно отошел от толпы встречавших его, поздоровался с ним и через переводчика стал его о чем-то с интересом расспрашивать. Он интересовался некоторыми деталями, кажется, тем, как поезд мог прийти раньше назначенного срока или чем-то в этом духе. Это интересовало министра как бывшего «помощника начальника станции».