С весны до осени - [21]

Конечно, все образуется, срыва не будет. Похожая тревога объяснима — она в натуре человека, он может долго, может чересчур долго ждать перемен, изождется весь, а дождался — и самому не верится, начинаются всякие страхи и опасения, как бы что не помешало в последний момент исполниться планам.

— Что же, Вениамин Порфирьевич, — спросил я начальника, — выходит, забегаевщине приходит конец?

— Не понял.

— То есть в десятой пятилетке отпадает нужда в обходных маневрах и партизанщине. Государство дает все необходимое, стройтесь, развивайтесь, иначе говоря, инициатива уже не от вас исходит, а сверху, опережая наши желания.

— Ну нет! — мотнул головой Забегаев. — Разве возможно? На легкую жизнь гарантии нам никто не даст. Сейчас мы выполняем подряд на миллион триста тысяч, а как обстроимся да окрепнем, будем миллионов на пять. Опять крутиться придется. А не будет препятствий — не будет инициативы.

И это тоже в натуре человека, он всегда так — достиг рубежа, неймется ему достичь другого, иначе, как говорит Забегаев, жизни конец.

Итак, плохо ли, бедно, мелиораторы оперяются. В Вологде возводится объединенная база стройиндустрии — десятки миллионов отпущено, Еще два — на расширение РМЗ. Вводится цех по производству бетона. Тылы, ранее хилые и беспомощные, подкрепляются прочно. Думается, и Кораблев и его 3099 коллег-мелиораторов, раскиданных по полям и весям области, будут довольны — их сила растет и крепнет.

Вроде и нечем объяснить озабоченность Василия Ивановича Кулакова из совхоза «Чернеевский». Радоваться надо — многим бедам, связанным с запущенностью Нечерноземья, настал конец, — а он, чудак человек, тревожится да еще предостерегает от увлечения гиперболами.

Но, к сожалению, Кулаков во многом прав — тревога его обоснованна.

II

Совхоз «Чернеевский»… За центральной усадьбой, вдоль бетонной дороги, до деревни Ребячьево, горбятся два приплюснутых холма с остатками старого жнива. За безымянным ручьем протянулась полоса мелкого леса среди низинных лугов и заболоченных участков.

Осенью здесь, у Ребячьева, Виктор Кораблев прорезал первую щель — траншею для укладки дренажа. Приползли сюда и кусторезы и корчеватели — дрогнула хрупкая ольха, и упали навзничь островерхие ели — для ПМК открывался очередной объект. Кроме кораблевского экскаватора, подогнали еще четыре — работы предстояли серьезные и большие. А поскольку люди подобрались от топографа до тракториста в основном молодые, участок в отличие от других получил название комсомольско-молодежного.

Осенние дожди и слякоть сменились метелями и морозом. По старым обычаям, когда мелиорация считалась занятием сезонным, полевые работы надлежало сворачивать до весеннего тепла. Но все чаще раздавались убежденные голоса, что якобы зима не помеха, что можно круглый год укладывать дренаж, — и на комсомольско-молодежном работ не приостановили.

Легко сказать — зимний дренаж. Легко сказать… Заиндевелые, настывшие за ночь экскаваторы по утрам не заводятся, аккумуляторы садятся. И тогда Кораблев, как, впрочем, и другие, зажигал под картером ведро солярки, затем «поджаренную» махину цеплял на буксир к трактору и таскал, пока не заведется.

А зимний день короток, едва рассвело — смеркается. Обед, прихваченный из дому в кирзовой сумке на боку, давно превратился в ледышку, кухни поблизости нет, и Кораблев, экономя минуты, грел жестяную банку с супом прямо на коллекторе мотора. Наскоро пожевал — и снова к рычагам. К весне по выработке он занял первое место в социалистическом соревновании по ПМК.

…Ежедневно к восьми часам утра мы собирались у пээмковской конторы, автобус заправлялся горючим, шофер копошился в моторе, мы занимали места и наконец трогали. До Ребячьева километров сорок. Сразу же за выездом из Шексны, по левую руку, расстилается огромное ровное поле молодых всходов. Мне не преминули рассказать, что было здесь в прошлом трясинное болото, Барбач называлось, «трактора и те тонули». Показывали по пути и другие обновленные места. «Здесь утки гнездились…», «А здесь сплошной ивняк был». Имея на то право, люди гордились своей работой.

В «Чернеевском» также ощутили выгоду от мелиорации. Раньше самое крупное поле было в семнадцать гектаров, теперь за сотню. Раньше не знали, что такое сцеп сеялок, и одной-то тесно было развернуться, это где-нибудь на Кубани или в казахстанских степях привычно — север сцепов не знал, но и тут настала пора дать технике простор. Вряд ли кто попрекнет, что мелиораторы едят хлеб напрасно. Но…

Кораблев был настроен на критический лад и, не сбиваясь, выговаривался до дна. Его замечания — справедливый укор тем, кто так или иначе причастен к «экипировке» мелиоратора. Взять экскаватор. По наблюдению Кораблева, для тяжелых суглинков он слишком хил — двигатель нужен не менее чем на восемьдесят лошадиных сил. Нужен и пускач для зимней заводки. Заодно и кусторезам подкинуть бы силенок, чтобы они не «кланялись» каждому кусту по три-четыре раза, а «двинули разок — и чисто».

Не забыл Кораблев и о ремонте. Его экскаватор дважды бывал в капиталке, а все равно шатается, доживает век.

— На заводе как? Подчистили, подкрасили, на «Колхиду» погрузили, и катись, парень, домой. Я предлагал, давайте еще на заводской территории опробую отремонтированный вами экскаватор, что не так, на месте исправим. Разве послушали? Вот и пишем безответные рекламации. В нашей мехколонне пятнадцать экскаваторов, три из них стоят у забора, остальные чиним через день. Нет, будь вся техника на ходу, можно легко полтора плана давать, а так мы и одного не тянем.