С папой на рыбалку - [13]

— Ну и бушует, проказник! — удивлялся толстяк.

— Ш-ш-ш! — предупредил дядя Рангел.

Теперь до карпа было рукой подать. Дядя Рангел метнулся к своему рюкзаку, но Афанасий уже поднял карпа над водой. Такой рыбы я сроду не видала. Карп повис на леске, внезапно тряхнул хвостом, сорвался с крючка и — бултых в воду. Толстяк ринулся к нему прямо как был в длинных штанах и туристических ботинках и оказался чуть ли не по пояс в воде.

— Вот те и на! — сокрушённо вздохнул Афанасий и плюнул в воду. — Так всегда бывает, когда нет подсачка!

Мы глядели на воду опечаленные и убитые. Толстяк всё ещё не догадывался вылезть на берег. Дядя Рангел с растерянным видом держал в руках пустой рюкзак. Папа сосал погасшую сигарету, а Афанасий уже налаживал удочку.

— Как вы могли упустить такого гиганта, не понимаю! Рыбаки, называется! — негодовал толстяк, выбираясь из озера.

— А вам какое дело? — возмутился Афанасий. — Так всегда и бывает, когда висят над душой разные зеваки!

— Это я зевака? — взъярился толстяк, и усы его устрашающе вздыбились. — Сопляк. Я рыбачил, когда ты ещё пешком под стол ходил!

— Неважно, кто куда ходил! — рассердился и дядя Рангел. — Давай лучше проваливай. И без петухов солнце взойдёт!

— Сам ты петух! Такого карпа упустить! Тьфу! — Толстяк возмущённо сплюнул, топая башмаками, полными воды. От этого вода в них чавкала и струйками просачивалась наружу.

— Убирайся подобру-поздорову! — тихо, но твёрдо сказал папа. — Иначе мы и тебя спровадим к тому карпу!

Толстяк смерил папу сердитым взглядом, но, как ни странно, сдержался и побрёл к себе, что-то бормоча под нос.

Мы помолчали немного, потом Афанасий схватил крючок, лежавший на песке, и сказал:

— Самое малое пять килограммов! Поглядите-ка, кусок его морды остался на крючке.

Мы столпились возле Афанасия. Крючок переходил из рук в руки. На нём прочно держалась толстая рыбья губа.

— Челюсть с палец! Верных пять килограммов! Если не больше. Купи мы подсачек, сейчас имели бы такого карпа.

Наконец рыбья губа попала ко мне. Я сняла её с крючка и спрятала. Если кто усомнится, пускай приходит к нам домой и увидит собственными глазами. Теперь она немного ссохлась и уже не кажется такой большой, как тогда, но всё равно видно, какой здоровенный был карп.

— Ну, довольно отпевать! — бросил дядя Рангел. — Не надо было пороть горячку. Мы запросто могли рюкзаком его поднять. Рыбак!

— А у тебя что, карась во рту застрял, не мог мне крикнуть?

— Ну, будет вам! — примирительно заметил папа. — Поймаем другого.

— Поймаем кота за хвост! — вставил Афанасий.

Дядя Рангел бодро подхватил свою удочку.

— Ничего! Будем довольствоваться малышами карасями. А Афанасий пускай ворочает тяжести.

Этим, можно сказать, и закончилась рыбалка в тот день. Ни один карп больше не клюнул на нашу удочку. Может быть, тот, которого мы упустили, предупредил свою братию. Скоро солнце стало припекать основательно, и Афанасий первым махнул рукой на карасей. Он перекочевал в тень развесистых верб, и скоро оттуда стал разноситься богатырский храп.

Папа с дядей Рангелом тоже оставили свои удочки и мирно сидели в тени.

Одна я осталась у воды, и глаза мои бегали туда-сюда — от белых шариков к удочкам и обратно.

Вдруг мне показалось, что папин поплавок слегка вздрагивает.

— Папа, — крикнула я, — клюёт!

— Ну, тащи!

Я ухватилась за удочку и дёрнула вверх, но, как видно, поздно. Червя на крючке не было.

— Папа! Наживи мне червячка!

— Кто хочет поймать рыбу, тот сам наживляет! — прокричал папа.

Открыв пакетик, я стала искать глазами подходящего червя. Признаться, я очень боялась червей, но моё желание поймать рыбу оказалось сильнее. Захватив пальцами жирного червя, я с трудом надела его на крючок и забросила удочку. Плохо. Пришлось повторить. Опять плохо. Только на пятый раз поплавок отлетел от берега на приличное расстояние. Уцепившись двумя руками в удочку, я вперила глаза в поплавок. Ну вот! Опять пёрышко дрогнуло. А сейчас его как будто кто-то тянет всё дальше и дальше. Я дёрнула удочку вверх, конец её согнулся, а леска задрожала. Снизу что-то дёргало. В конце концов леска сама стала ходить вправо и влево. Я вспомнила, что так ведёт себя большой карп, и мне не терпелось позвать папу, но зубы у меня стучали мелкой дробью, и я продолжала бороться сама. Незаметно для себя шаг за шагом я продвигалась вперёд, пока, наконец, песчаный берег у меня под ногами не обрушился и я с плеском бултыхнулась в воду.

Пока я собиралась с духом и выплёвывала воду, которой успела наглотаться, папина рука схватила меня за косички, потом за шиворот и вытащила на берег. Затем из воды извлекли и удочку. На крючке оказался большой-пребольшой карась. Он глотал воздух, а его глаз, выпученный и глупый, уставился прямо на меня. Я заплакала — боялась, что меня будут ругать. Однако папа, убрав карася в садок, насмешливо посмотрел на меня и сказал:

— Ну вот, теперь и Ани посвящена в рыбацкое звание!

Потом оттащил меня к вербам, снял тёплую рубаху и сказал:

— Стаскивай с себя всё! Надевай рубаху и садись на солнышко. И куртку накинь!

Я грелась на солнце до тех пор, пока не высохли мои одёжки. А когда снова оделась, настало время готовиться в обратный путь. Мы собрали снасти, как любил выражаться дядя Рангел, и потихоньку побрели по нашему асфальту.