С палаткой по Африке - [36]
В то время в северо-восточной части Родезии водилось очень много слонов. Могучие травоядные отнюдь не довольствовались тем, что предоставляли им джунгли. Они любили врываться на плантации, которые с удивительным искусством создавали местные жители. Помню, как, проходя однажды через какую-то деревню, я обратил внимание на великолепную банановую рощу. Несколько дней спустя я тем же путем возвращался с охоты и увидел, что от труда множества людей практически ничего не осталось. В этой местности побывало стадо слонов. Они не только полакомились плодами и листьями, но переломали деревья и втоптали их в землю.
Для защиты от толстокожих население окружало сады и плантации глубокими рвами, наподобие тех, какие можно видеть в современных зоологических садах, где зверей содержат на свободе. Но в вольерах стенки рвов укреплены гранитом или бетоном, африканцы же располагали лишь песком, глиной или кустарником. Слон ударами бивней разрушал укрепления и без особого труда взбирался по откосам и спускался вниз.
Не удивительно, что многие племена принимали нас, охотников на слонов, как желанных гостей, и небольшие посты, созданные колониальными властями, стали местом встречи африканских немвродов. Там они продавали слоновую кость и приобретали вещи, без которых не может обойтись европеец, даже если он многие годы провел в саванне, степи и лесу.
Понятно, что среди охотников и торговцев царили довольно грубые нравы, соответствовавшие условиям жизни в джунглях. Далеко не всегда от цивилизации бежали лучшие элементы общества; некоторые искатели приключений часто заботились прежде всего о своей выгоде, и чем ближе к побережью — тем чаще. В глубине Африки, где жизнь требовала от человека полной отдачи всех его сил и способностей, разрыв между заготовительными и продажными ценами был, правда, больше, чем на побережье, но честность и вера на слово составляли основу деловых отношений. Охотник сдавал в факторию слоновую кость, брал то, что было необходимо для пополнения порядком износившегося снаряжения, рассчитывался с егерями и носильщиками, а затем «хорошо» жил до тех пор, пока в одно прекрасное утро не узнавал от владельца фактории, что ему ничего не причитается. Не утруждая себя проверкой счетов, охотник собирал вещи и снова уходил в лес.
«Хорошая жизнь», которую вел европеец в тропических широтах после нескольких месяцев или даже лет отрешенности от цивилизации и одиночества, была весьма своеобразной. Встречи охотников в факториях служили поводом для длительных возлияний или «банкетов», как называл их мой друг Ларсен. Все пили, один платил. На следующий день опять все пили, но платил уже другой. Тут же играли в покер. Мастерами этой игры были торговцы, которые кочевали по всему материку — от поста к посту, от фактории к фактории.
Однажды в Касаме (Северо-Восточная Родезия) к нам примкнули два таких торговца. Один из них — итальянец — после многих лет утомительных странствий открыл гостиницу в Форт-Джемсоне и хорошо зарабатывал. Как-то раз он сел играть в покер. Через несколько часов у него не осталось ни пенни. Тогда он поставил гостиницу со всем, что в ней было, и проиграл. Мне рассказывали, что итальянец молча поднялся, передал выигравшему связку ключей, оставил все свое имущество и снова стал бродячим торговцем. И вот теперь он сел за наш стол в Касаме.
Начали мы в 11 часов утра. Утро сменилось днем, день — вечером, вечер — ночью, а мы все сидели за картами. Сотни фунтов переходили из рук в руки. Моему другу Хеммингу я проиграл несколько тысяч марок.
Между тем взошло солнце. Я протирал сонные глаза, но тут ворвался мой егерь и сообщил, что всего в нескольких километрах от Касамы напал на след слона. Я вскочил с места, схватил ружье и по узкой лесной тропе помчался на велосипеде к указанному месту.
Слон принес мне счастье. Еще до того как егеря выломали бивни сильного самца, которого я уложил, и принесли их в факторию, я снова сидел за игорным столом. К тому времени, когда партнеры смогли осмотреть добычу, мой проигрыш сократился до приемлемых размеров.
Мы двинулись дальше через изобиловавшие дичью живописные области Ньясаленда. Озера того же названия[31] мы достигли близ Каронги. Наняв лодки, перебрались на другой берег и 19 января 1908 года высадились во Мвае, которая находилась на территории Германской Восточной Африки. К тому времени наше путешествие по Африке продолжалось уже больше семнадцати месяцев. Мы смогли бы без особой спешки покрыть то же расстояние и за год, но Хемминг и я были уже «старыми африканцами» и привыкли к тому неторопливому темпу, который всего уместнее в тропиках и соответствовал нравам тогдашней Африки, еще не научившейся считаться со временем.
Нас интересовал район реки Руфиджи, где обитали слоны. Мы двинулись через Ирингу и Килосу к Морогоро — в то время это был конечный пункт железной дороги, ведшей от побережья в глубь материка. Около поселка Макалинсо, на самом берегу реки, в тени манговых деревьев мы разбили лагерь. За многие годы жизни в Африке мне не доводилось охотиться более удачно, чем здесь, в кругу бавемба, сынов того племени, которое породило лучших в Африке охотников на слонов.
