С палаткой по Африке - [37]

Однажды мы возвращались с охоты. Меня сопровождали егерь — бавемба Лонгома — и несколько его соплеменников, несших оружие. Солнце уже зашло, и ночь застала нас в степи. Лагерные костры, вспыхивавшие время от времени и выхватывавшие из мрака светлую стену палатки, указывали нам путь. Близость лагеря поднимала настроение моих помощников. Они весело болтали, и мы незаметно дошли до места.

Я вымылся, проглотил обычную дозу хинина и съел все, что приготовил повар. У костров слышались веселые речи и радостный смех. Лонгома сидел рядом с начальником каравана; на почтительном расстоянии от них, подле другого костра, разместились в соответствии с рангом и обычаем слуги и носильщики. В горшках варилось мясо, мы принесли с собой хорошую добычу, и порции были внушительные. В обрывках долетавших до меня разговоров повторялись слова «биби» (женщина) и «ньяма» (мясо). Да и о чем другом могли так оживленно беседовать мои спутники? У них явно было приподнятое настроение.

Лонгома был большой шутник. Заметив, что я наблюдаю за ним и его собеседниками, он обратился ко мне с вопросом:

— Бвана (господин), как ты думаешь: кто царь лесов?

По его тону я понял, что меня ожидает ловушка. Но я знал, что африканцы любят посмеяться и ничто во время походов так не связывает их с бвана, как острословие.

— Лонгома, — ответил я с подчеркнутой серьезностью, — как можешь ты спрашивать об этом? Ведь царем девственного леса может быть только симба (лев). Будь это иначе, смелый фунди (егерь) Лонгома из племени бавемба не вскарабкался бы, как обезьяна, на дерево, когда в лагерь близ озера Бангвеоло ворвался большеголовый лев. Тот самый Лонгома, который слишком горд, чтобы взобраться на дерево, даже если на нем можно найти превосходный мед. Нет, нет, я не заблуждаюсь. Как можно сомневаться в том, что именно симба — царь девственного леса, если он может в одно мгновение превратить великого фунди в спасающуюся бегством обезьяну?

Моя речь была встречена громким хохотом. Лонгома смутился, но ненадолго. Взяв себя в руки, он попытался ловким ударом парировать мой выпад. Кроме треска горящих сухих веток, не было слышно ни звука — с таким напряжением ожидали бавемба ответа фунди.

— Бвана, ты ошибся, ошибся дважды, — сказал он. — Лев — не царь дебрей, ты должен был бы знать об этом, потому что он уступает дорогу ньяти (буйволу). А почему я взобрался на дерево, когда к нам в лагерь явился лев? Чтобы лучше разглядеть и указать его бвана мкубве (большому господину) и помочь застрелить льва. Но, к сожалению, у бвана под рукой не оказалось ружья!

Раскаты хохота показали, что этот раунд излюбленного африканцами спора закончился не в мою пользу. О случае, который упомянул Лонгома, разумеется, много болтали. Увидев льва в лагере, я от страха онемел и от волнения действительно не смог найти свое ружье.

— Ну, значит, буйвол и есть царь зверей, — поспешно согласился я, чтобы иметь возможность добавить:

— Верно, я припоминаю, как ты сам, о смелый Лонгома, доказал это, когда мы шли по бара-бара (караванный путь, проложенный администрацией) и старый буйвол недовольно уставился на тебя. Его взор так околдовал тебя, что ты поскакал прочь, как пугливая антилопа, и даже унес мое ружье…

Казалось, Лонгоме не развеселить африканцев больше, чем удалось мне. Он, однако, тоже отлично помнил эту неожиданную встречу и не хуже меня знал, что с раздраженным, а тем более с раненым буйволом шутить опаснее, чем с любым другим обитателем леса. Бавемба хорошо сыграл свою роль.

— Бвана, — ответил он, грустно покачав головой, — ты снова дважды ошибся. Вспомни: разве буйвол не боится крокодила, разве не удирает он, фыркая, от водопоя, как только завидит в реке его отвратительное туловище? А потом: куда побежал я с такой быстротой, когда на бара-бара вышел буйвол? Назад к носильщикам! А зачем? Чтобы приказать им умолкнуть и не вспугнуть своей болтовней крокодила. Но куда ты запропастился, когда я хотел передать тебе ружье, чтобы ты мог застрелить толстоголового?

Снова все затихли: так хитро сумел Лонгома привлечь внимание слушателей к этому эпизоду.

— Вспомни-ка, бвана. Ты рассказывал нам, что зулусы прозвали тебя Исипакуа. Я не мог этого понять, ибо с тех пор как мы познакомились, ты никогда не был таким тонким. Но в тот день, о котором ты говоришь, я заметил, что ты умеешь сделаться еще тоньше свечи. Подобно стеблю травы на утреннем ветру стоял ты, дрожа и прижимаясь к дереву, за которым спрятался.

Не стану отрицать, что, не имея оружия, я действительно укрылся за деревом и весь сжался. Никогда я не отрицал также, что, будучи охотником на крупную дичь, неоднократно оказывался в таких положениях, когда не ощущал ничего, кроме страха. А в ситуации, о которой шла речь, я вдруг оказался в 5 метрах от разъяренного буйвола. Разве вы поступили бы иначе и не укрылись бы в безопасном месте?

«Ротик» Лонгомы растянулся в улыбке до самых ушей, также далеко не миниатюрных, а наши носильщики шумно выражали свою радость. Если я не хотел потерять авторитет, мне необходимо было быстро изменить ход словесного поединка в свою пользу. Это оказалось не просто, ибо я не мог понять, куда гнет мой бравый фунди.