С любовью, Старгерл - [68]
– Ладно уже, хватит об этом малом. Что там насчет завтра?
Я показала ему список гостей.
– Ого, – говорит, – остался хоть кто-то, кого ты не пригласила?
– Тут все, кого я знаю по именам, – пояснила я. – И кое-кто из тех, кого не знаю.
Арчи провел пальцем по списку:
– Пуся? Это твоя маленькая подружка?
– Лучшая подруга. Ей шесть лет.
Он кивнул, нисколько не удивившись. Я рассказала ему о Пусе, и об Эльвине, и о Бетти Лу, и о Чарли, и об Арнольде. Хотела было рассказать последние новости о нас с Перри, но струсила.
– Боюсь только, что никто не придет, – проговорила я. – Половина – потому что им наплевать, остальные испугаются метели, причем в их числе и само солнце. И даже если восход будет видно, луч, вероятно, промахнется, поскольку я могла ошибиться с последней меткой.
Арчи некоторое время смотрел на меня молча. Потом спросил:
– Это все?
Я кивнула.
Он покачал головой и усмехнулся.
– Большое спасибо за понимание, – сказала я и встала со стула.
– Куда ты? – спросил Арчи.
– На крыльцо. Проверю, как там снег.
– Не стоит.
Он произнес это так, что я невольно остановилась и снова села.
Он посмотрел на меня через стол.
– Суетливость тебе не к лицу. Я никогда не говорил тебе, что меня раздражает больше всего?
– Нет.
– Хозяева, которые наряжают своих домашних питомцев маленькими лордами Фаунтлероями[49] или там ковбоями, клоунами, балеринами… Как будто им недостаточно выглядеть просто собаками, кошками или черепахами. Рядить природу в человеческие костюмы… – он поперхнулся дымом, – фигня на палке!
– Фигня на палке?
– Чушь, бред, кощунство. Откуда взялось выражение – неизвестно.
Он впился в меня взглядом, словно желая, чтоб его слова проникли мне прямо в подкорку. Иногда до меня доходит с трудом, но тут, кажется, начало доходить. В общем, к тому времени, как я улеглась в постель, я почти успокоилась. Речи Арчи всегда так действовали на меня. Что могло быть лучше, чем сидеть на кухне и слушать его рассказы о тебе? Только видеть тебя самого с нами за этим столом. Впрочем, в настоящий момент даже это не было бы лучше, пожалуй. Тревога относительно погоды улетучилась. И я приняла важное решение насчет завтрашнего дня.
ДДС – 1.
Ну вот все и позади.
И в то же время никогда не будет позади.
Хотя прошло уже два утра. Ход времени нельзя остановить, верно?
Под звездным небом долгожданной ночи Арчи со мной и с Корицей отправился на холм – и небо было ясным! Снежные сугробы светились, словно сгустки лунного света. Родители уже ждали нас на месте. Мама веником стряхивала снег с крыши палатки («А то просела, это опасно!»), а папа разреза́л стены садовым ножом.
– Что ты делаешь?! – возопила я.
– Я нашел в кухне на столе твой список приглашенных, – отозвался он. – Засунуть их всех внутрь не представляется возможным.
Поэтому он решил разрезать обе боковые части полотнищ из «Черной кости» – чтобы взглядом «изнутри» могли насладиться и те, кто останется снаружи. Меня подмывало сказать: дай бог половина палатки заполнится, но я не стала.
Вспыхнула трубка Арчи – свет огня слился со светом Луны и снега.
– Сегодня тут читать можно, – заметил он.
– Но если ночь такая светлая, восход ведь смажется! – забеспокоилась я.
– Опять ты за свое, паникерша, – нахмурился Арчи.
– Ладно, извини. – Я шутливо шлепнула себя по руке.
Отец почти закончил делать «окна» на палатке, когда вдруг послышался пронзительный голосок: «Старгерл!»
Мне даже оборачиваться не пришлось.
– Пуся, – шепнула я Арчи.
По снегу к нам пробирались смутные силуэты. Два явно принадлежавшие взрослым, один из них тащил за собой санки. А на санках съежилась третья фигура – очевидно, Пуся, но как-то великовата она была для одной Пуси. Вскоре все разъяснилось: скрюченная композиция распалась, девочка ринулась ко мне по белому насту, а я вдруг ахнула, и на глаза навернулись слезы – догадалась, кому принадлежала вторая часть скорченной «скульптурной группы». Я бросилась навстречу Пусе, подхватила ее на руки, и вместе мы побежали к санкам. Из огромного свертка покрывал робко выглядывали два подсвеченных луной глаза.
– Это ты, Бетти Лу? – спросила я.
В ответ послышалось тоненькое дрожащее «да», сопровождаемое клубами пара.
– Что, Пуся ворвалась к тебе, вытащила из постели и заставила явиться сюда?
– Да.
– Хочешь обратно домой?
– Да.
– Не чувствуешь себя в безопасности?
– Нет.
Пуся зарылась лицом в сверток. До меня донесся ее приглушенный голос:
– Не бойся, Бетти Лу! Мы никому тебя в обиду не дадим!
– Пожалуйста, подвезите ее вон туда, – попросила я мистера и миссис Прингл, указав на нашу двустенную палатку. – Пусть займет лучшее место.
Они повезли санки дальше, а на краю поля тем временем, увязая в снегу, стали появляться новые и новые гости.
Пришли Эльвина с братом Томасом и родителями.
Арнольд с крыской Томом и мама Арнольда Рита. Том сидел у Арнольда в кармане пальто. Я задрала клапан своего такого же кармана, чтобы Корица могла познакомиться с собратом, и не успела оглянуться, как та уже шмыгнула к нему в «норку». Арнольд явно получал удовольствие от легкой щекотки от обоих зверьков, так что я решила пока оставить их «развлекаться».
Явился Айк, мастер по ремонту газонокосилок и велосипедов.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.
В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.