С любовью, Старгерл - [71]
Арчи сегодня уехал домой. Не хотел оставлять сеньора Сагуаро в одиночестве на Рождество.
Вчера мы опять проговорили допоздна. Где-то на третьей трубке с вишневым табаком он сказал:
– Знаешь, отчего ты тогда заплакала?
– И да, и нет.
– То есть по многим причинам?
– Да.
– Но у одной из этих причин…
– Да.
– …есть имя.
Я подняла на него глаза:
– Да.
Арчи извлек из кармана рубашки небольшой согнутый конверт:
– Это он просил меня передать тебе. Он все знал о твоем солнцестоянии – от меня и твоей подружки Дори Дилсон. И просил вручить тебе письмо, только когда все закончится. Не хотел, чтобы ты отвлекалась. Может, это и неправильно, но я решил сделать так, как он велел.
Профессор пожал плечами и сунул мне конверт.
Я уже собиралась рывком вскрыть его, но побоялась разорвать и само письмо. Так что вооружилась острым столовым ножом. Но и тут не доверилась себе – протянула нож с конвертом Арчи:
– Можешь ты? Только осторожно.
Он аккуратно надрезал конверт и вернул мне. У меня дрожали руки. Внутри оказался один-единственный листок бумаги, белый, маленький, сложенный вчетверо – так складывают письма маленькие дети. На нем заглавными печатными буквами, ярко-синим жирным маркером было выведено одно слово:
«ДА».
Мое сердце взмыло к небесам. Значит, ты все-таки слышал меня, милый, о, мой милый Лео! Слышал, как каждый четверг на рассвете, сидя, обернувшись к западу, с закрытыми глазами на Календарном холме, я отправляю тебе свой сигнал, свой вопрос: Встретимся ли мы когда-нибудь снова?
Ты получил его. Я знала, я чувствовала – не можешь не получить. И вот ты ответил.
– О, нет, только не начинай опять, – взмолился Арчи, но в шутку.
Ведь он видел, что теперь из моих глаз текут слезы радости. Я рассмеялась и описала ему весь свой ритуал. Корица тем временем подгрызала края твоего «ДА».
И Рождество, и Новый год на сей раз промелькнули для меня незаметно, как в тумане. Сам догадайся почему.
В последние дни я постоянно грежу наяву. Совершаю длинные прогулки и поездки на велосипеде. Еще один, последний, раз ходила на холм. Теперь он выглядит обыкновенным. Ничем не примечательное поле на ничем не примечательной возвышенности. Постояла на вершине – там, где был вкопан крокетный колышек. Попыталась заново пережить волшебство того утра, но не получилось. Зато я ощутила нечто иное – незримое присутствие людей, пришедших тогда. И внезапную привязанность к ним. Я до сих повсюду в городе встречаю их с кругляшами в форме солнца на куртках и пальто. Марджи заказала еще партию таких же и выдает по одному каждому, кто заказывает дюжину пончиков.
Ничего у нас не изменилось, и при этом изменилось все – в некотором труднообъяснимом смысле. Пуся по пять раз на дню умоляет позволить ей разрезать меня пополам – ей на Рождество подарили набор фокусника. Эльвине исполнилось двенадцать. Я преподнесла ей на день рождения куклу. Мама сшила для этой куклы два наряда – вечернее платье и каратистское кимоно. Арнольд все так же ежедневно шаркает взад-вперед по городу в надежде, что его найдут. Чарли в красно-желтом клетчатом шарфе сидит и разговаривает с Грейс.
Бетти Лу в первую неделю после солнцестояния соглашалась покинуть свой дом, только если кто-нибудь выкатывал ее на санках или на тележке. Но первого января мы с Пусей взяли ее под руки и «прогуляли» пешком вокруг квартала. А сегодня утром она позвонила мне и взволнованным голосом сообщила:
– Я только что дошла до почтового ящика! Сама!
Перри катает в коляске свою сестренку. Иногда это делаю я. Да-да, меня произвели в старшие няни и называют тетя Старгерл. А пончиковая «У Марджи» для Клариссы теперь как второй дом – тем более что со следующей недели Нива снова выходит туда на работу.
Да, про Корицу-то я и забыла. Видимо, у Арнольда в кармане атмосфера благоприятствует зачатию. Мне звонила Рита, его мама. Том, вопреки своему имени, оказался девочкой и ждет потомства… а Корица, стало быть, – мальчиком. И она-он станет папой!
А в моей повозке счастья лежат семнадцать камешков, и не похоже, чтобы хоть один пришлось вынимать.
День проходит за днем, уже двенадцать миновало с тех пор, как солнце начало свой путь обратно к лету. Самые обычные дни, обычная обстановка. Обычная, нормальная, повседневная жизнь – и в то же время все стало таким особенным, что даже самые тривиальные события и действия кажутся посыпанными блестками. Как будто искры от золотого луча навеки пристали к каждому, кто тем утром спустился с Календарного холма.
Стоя в последний раз на холме, я приняла решение: да, надо отправить тебе это самое длинное в истории мира письмо. Ведь теперь я точно знаю, что и ты присутствовал на празднике, точно так же как ленапская дева и Грейс, жена Чарли. Твой ответ отозвался во мне словно новым восходом, моим личным солнцестоянием. Рассветом новой эпохи, которую я буду проживать здесь и сейчас, день за днем, как говорит Бетти Лу. На крыльях этой великой тайны я взмою в грядущее и не оглянусь. Конечно, я люблю Арнольда, но все это время была слишком похожа на него. У нас, у «Арнольдов», сердца томятся по минувшему. Мы жаждем быть найденными и надеемся, что те, кто нас ищут, не отчаются и не разойдутся по домам. Но я больше не жажду быть найденной, Лео. Не иди за мной! Давай просто останемся там, где мы есть, и теми, кто мы есть, – это будет изумительно. Ты останешься собой, а я – собой, сегодня, и снова сегодня, и снова сегодня, каждый новый день. А в том, что касается «завтра», положимся на будущее. Пусть звезды сверху наблюдают наши пути. Будем двигаться каждый по собственной орбите и надеяться, что однажды они пересекутся. Пусть наша встреча будет не случайностью, а счастливым воссоединением судеб!
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.
В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.