С любовью, Старгерл - [69]
Наши соседи, освещавшие мне путь с крылец на Раппс-Дэм-роуд.
Репортер из «Утреннего ленапе».
Стайка мальчишек – мучителей Эльвины, в том числе и тот блондин, которого она побила на Кизиловом фестивале и чья фотография висит у нее на двери спальни.
Пчелки.
Марджи.
Чарли.
А за ним – какая-то пара, чей вид меня поначалу озадачил. Даже на расстоянии было заметно, что это люди очень пожилые. Они медленно ковыляли по снегу, тесно прижавшись друг к другу. Рассмотрев их, я подумала, что их лица мне как будто знакомы, а в следующую секунду уже догадалась. Конечно, Хаффелмейеры с папиного «молочного пути»: 1 кварта пахты, 1 кварта шок. молока. На большей части фотографий в столовой они выглядели намного моложе. И вот пожалуйста – сошли к нам со страниц семейного альбома. Увидев меня, старики пошли прямо навстречу. Я глядела на них сверху вниз – с вершины холма.
– Так это все ваша задумка? – спросил мистер Хаффелмейер.
– Да. Я – ответственная за солнцестояние. И за молочные продукты, кстати, тоже. Мой отец развозит их на своем грузовике. – Тут я указала рукой прямо на них. – По пятницам. Адрес: Уайт-хорс-роуд, 214. Одна пахта, одно шоколадное.
– Благослови вас Господь, – сказала миссис Хаффелмейер.
– Можно вас кое о чем спросить? – поинтересовалась я. – Я над этим гадаю уже много месяцев.
– Конечно, выкладывайте, о чем? – кивнул мистер Хаффелмейер.
– Кому пахта, а кому шоколадное молоко?
Они расхохотались очень бурно – даже не думала, что люди их возраста способны так смеяться без вреда для здоровья.
– И то, и другое – нам обоим, – пояснила миссис Хаффелмейер. – Мы их смешиваем. Это наше любимое лакомство. Кутить так кутить! – Она задорно покрутила пальцем в воздухе.
– От всей души благодарим за добрые услуги вас и вашего отца, – добавил ее муж.
– Нет, – возразила я. – Это вам спасибо. За то, что даете возможность заходить в ваш дом. За доверие.
Я вытянула руку для пожатия, но они ее не приняли – ведь к такой ситуации подходят только долгие, сердечные объятия. Потом я устроила их рядом с Бетти Лу.
А сама все высматривала Перри. Почему же его нигде не видно? Толпа с каждой минутой росла. Папа оказался прав – народ уже выплескивался из пространства палатки наружу. Возможно, я чем-то обидела парня неделю назад, когда мы встретились на улице? Или злится из-за моей реакции на татуировку Пуси? Или больше не желает тратить время на девушек, которые не желают становиться пчелками?
Небо на востоке уже окрасилось жемчужно-серым, когда я вдруг заметила приближающиеся фары полицейской машины и кинулась через поле встретить стража порядка на полпути.
– Вы здесь главная? – поинтересовался он.
– Видимо, да.
– А что здесь, собственно, происходит? – Он через мое плечо оглядел толпу.
– Зимнее солнцестояние, – отвечаю. – Мы встречаем рассвет.
Полицейский пристально посмотрел на меня.
– Привет, Майк, – раздался у меня за спиной голос Марджи.
– Привет, Марджи, – кивнул он.
– Что-то не так?
– У вас тут публичное собрание? А как насчет разрешения?
Марджи рассмеялась.
– Это же не демонстрация. Никто не нарушает порядка. Мы просто собрались полюбоваться первым солнечным лучом, Майк. Лучом. – Она взяла полицейского под руку и медленно повела к его машине. – Давай-ка лучше вырубай фары и присоединяйся к нам.
На этом все вопросы с законом были урегулированы.
И вот тогда я увидела Перри – Перри с укутанной в голубое покрывало крошкой Клариссой и их матерью Нивой. Легкий туман в преддверии восхода уже плыл над кронами деревьев.
– Скорее! – позвала я. – Вы чуть не опоздали.
И едва ли не силой потащила их за собой в первый ряд, к Хаффелмейерам.
А людской поток не прекращался. Многих лиц я раньше никогда и не видела.
Эльвина с Пусей без устали раздавали всем и каждому желтые кругляши в форме солнышка с лучами. Количество гостей к этому времени значительно превысило предусмотренное списком – и, соответственно, значки должны были закончиться, но нет! У меня в голове тогда мелькнула мысль о чуде умножения хлебов и рыб, но позднее я узнала, что Эльвина за свои деньги купила еще желтого пенопласта и наделала кругляшей.
– Ты такая тупица, – презрительно заявила она, – а я вот не сомневалось, что соберется куча народа.
Однако время пришло. По утоптанному снегу я прошла к нашему сборищу. Встала у переднего края палатки с внутренней стороны. Все взгляды были направлены на меня и круглое отверстие в полотнище, за которым виднелся восточный горизонт. Тогда я двинулась к задней «стенке» – толпа расступилась. Просто удивительно, что на мой призыв откликнулось столько людей. Ведь в приглашениях не содержалось никаких уговоров и даже пояснений. Насколько я понимаю, за исключением Перри, Арчи и еще нескольких человек, никто вообще ничего не знал об астрономических расчетах, приведших нас сюда в это утро. Но вот пожалуйста – все они здесь. И заметьте – я это утверждаю! – не только они, но и те, другие тоже: ленапская девушка и парень, которого она любила, и Грейс – жена Чарли, и многие, многие иные, невидимые для камер и фотоаппаратов. Столько гостей – почему, что ими двигало?..
Я встала перед задней стенкой. Некоторые из собравшихся по-прежнему смотрели в другую сторону, на восток, так что пришлось позвать:
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.