С глазу на глаз со сфинксом - [8]

Из темной улочки надвигается волна музыки и пения. Из-за угла выплывает на площадь пестрая толпа. Каждый несет на цепочке зажженный фонарь. Волна пения и заунывной музыки постепенно нарастает. К нам приближаются четверо мужчин. На них красные фески, темные галабии напоминают монашеские рясы. Один играет на дудке, другой — на маленьком бубне, третий — на архаической скрипке, которая называется здесь рабаба; четвертый поет ломким голосом. В песне слышен знакомый уже припев: «Иа лейл иа эйн».

Ищу взглядом Хасана и в тот же миг замечаю у себя за спиной более десятка европейцев. Раздается ужасающий вопль. Наши художники тоже забрели сюда и, увидев нас, поднимают страшный шум. Их сопровождает несколько египетских художников во главе с Хагразом.

Они подсаживаются к нам; это привлекает из всех углов любопытных. Белые фигуры с коричневыми лицами и горящими черными глазами окружают нас плотным кольцом.

Со всех сторон спрашивают, откуда мы приехали. Хаграз и Хасан объясняют, что мы поляки. Осмелев, я вынимаю магнитофон, на который до сих пор только тайком записывала звуки улицы.

Молодой ваятель Махмуд рассказывает мне, что певец, чью песню распевают вокруг, — известный в этом районе импровизатор. Он может сочинить песню к любому случаю.

Нам не приходится долго ждать подтверждения этих слов. Группа музыкантов с певцом приближается к нашему столику. Следует короткий запев, а затем строфа, начинающаяся, как обычно, со слов «Иа лейл иа эйн». Песня переходит во что-то напоминающее ритмическую мелодекламацию; все время повторяются слова Миер и Болянда (Египет и Польша). Египетские художники явно взволнованы: перебивая друг друга, они переводят мне содержание:

Египет — солнце, озаряющее все народы Востока, оно поднялось высоко в небеса и победило нависшую над нами враждебную ночь.

Польша, ты, как и Египет, победила темную ночь твоих врагов. Пусть два солнца — Польша и Египет — озарят весь мир своим блеском, в лучах которого наши народы будут в мире и счастье выращивать на своих землях ароматные розы.

Иа лейл иа эйн…

Поляки, привет вам на нашей земле. Польские художники, несите нам свет вашего искусства и наслаждайтесь прелестью Египта! Будьте счастливы и не знайте никогда войны; этого вам желают лучшие сыны этой земли, герои Порт-Саида, которые проливали там свою кровь…

Иа лейл иа вин.

Дальнейшее не поддается описанию; вокруг нас поднялся такой крик и такая буря аплодисментов, что мы на несколько минут оглохли.

Когда мы наконец покинули кафе, на площади возле мечети Аль-Азхар, в узких улочках старого Каира уже погас свет, закрылись ларьки и опустели тротуары. Только в закоулках, укладываясь спать под стенами мечети, шевелились сгорбленные фигуры.

Мы бродили в окрестностях цитадели до тех пор, пока между стрельчатыми башенками мечети султана Хасана не посветлело темно-синее небо и не погас последний фонарь этой ночи — серебристая луна.

ПЕРЕД СФИНКСОМ И ПИРАМИДАМИ

Древние египтяне верили в загробное существование человека. Они полагали, что тело (они называли его Хат), превращенное в мумию, достигает при помощи определенных молитв такого уровня знаний и силы, что становится нетленным. Подобное тело называлось Саху.

Египтяне верили также, что каждый человек с момента его рождения обладает некой абстрактной сущностью, которая отделяется после смерти от тела. Эту сущность они называли Ка. После того как тело и его Ка отделялись друг от друга, требовалось найти соответствующее помещение для этого «духа» и доставить ему пищу, напитки и даже предметы домашнего обихода. Египтяне изготовляли статую покойного, которая после совершения особых церемоний считалась способной думать, говорить и даже двигаться. Эта статуя приобретала способность принять и Ка. В то же время Ка мог покидать статую по своему усмотрению и странствовать по земле.

Церемонии, которые совершались над мумиями или над статуей в гробнице, преследовали цель заставить душу вернуться к находящемуся на земле телу. Основным условием ее возвращения было все же сохранение мумии в гробнице. Душа покойного, не застав тела на месте вечного упокоения, была бы вынуждена навсегда остаться бесплотной.

Именно поэтому египетские властители и вельможи прилагали много усилий для того, чтобы построить себе гробницы, которые могли бы предохранить их мумии и статуи от разрушения.

Среди сооружений такого типа надежнее всего оберегали мумии и статуи покойных властелинов Египта пирамиды[7]. Входы в пирамиды были, как правило, прекрасно замаскированы, очень запутанны и труднодоступны.

В плодородную долину Нила, где расположена нынешняя столица Египта — Каир и где находилась (в нескольких десятках километров северо-западнее Каира) древняя столица фараонов — Мемфис, отовсюду вторгается пустыня. В ее песках древние египтяне сооружали города мертвых, а фараоны при жизни воздвигали себе гробницы — пирамиды.

Мы беседуем обо всем этом в то время, как наш автомобиль несется по асфальту шоссе к Гизе, где перед нами вскоре предстанут пирамиды фараонов IV династии: Хуфу (Хеопса), его сына Хафра (Хефрена) и внука Менкаура (Микерина).