С глазу на глаз со сфинксом - [23]

Летом в Каире светская жизнь начинается лишь с наступлением ночной прохлады, т. е. около девяти часов вечера. В это время заполняются кафе и ночные клубы, наступает час визитов к друзьям и скромных встреч с коктейлями.

Итак, вскоре после ужина с польскими художниками в гостинице «Континенталь» Хасан и Али Баба приехали за нами в министерских машинах.

Переехав по мосту через Нил, мы попали в Аль-За-малик. Район этот полон своеобразия; в нем господствует тишина и спокойствие. Роскошные дома и шикарные виллы утопают в тихих садах. У ворот стоят темнолицые привратники в красных фесках и белых галабиях; они услужливо открывают дверцы автомобилей и указывают путь гостям.

Али Баба сообщает, что все мастерские, которые мы сегодня посетим, расположены в Аль-Замалике. Хасан вполголоса добавляет, что их владельцы отличаются прежде всего обилием денег. Мне предстоит самой убедиться в том, одарены ли они в равной мере и талантом.

Начинаем с визита к профессору Хамуду. В холле? прохладной роскошной квартиры нас приветствует невысокого роста худощавый мужчина в очках. Его типично арабское, тонкое и красивое лицо дышит умом и энергией. Рядом с ним стоит женщина лет тридцати пяти с несколько потухшим и утомленным лицом.

Азр ад-Дин Хамуд — наиболее выдающийся портретист современного Египта, профессор Академии изящных искусств в Каире. Его супруга Зейнаб — тоже известный живописец. Она преподает рисование и историю искусства в педагогическом лицее для девушек.

Оба они долгое время жили в Европе. Она окончила Школу изящных искусств в Париже, он же долгие годы учился, а потом работал в Испании.

— Я люблю испанское искусство, пожалуй, даже больше, чем египетское, — доверительно сообщает он мне. — И знаете почему? Просто потому, что в нем долгое время сохранялись в более чистом виде традиции арабского искусства, изолированные на протяжении веков от всяких космополитических влияний. Достаточно присмотреться хотя бы к испанской архитектуре.

Профессор увлекается искусством ислама. В современно обставленной квартире Хамуда на каждом шагу можно встретить драгоценные антикварные металлические украшения, ковер, настенный коврик или керамику; все это свидетельствует о любви их владельцев к древнему исламскому искусству и ремеслу.

Подкрепившись чудесными ледяными напитками — наши живописцы недовольны отсутствием в них спиртного, — мы осматриваем квартиру Хамуда.

Портреты кисти профессора, созданные под влиянием старого испанского искусства, хороши, но они не волнуют меня так, как пейзажи его жены, в которых чувствуется большой темперамент и тонкое чувство цвета. В ее работах заметно несомненное влияние французского художника Дюфи, однако это нисколько не умаляет индивидуальности египетской художницы, которая своеобразно трактует форму и цвет изображаемых предметов.

Супруги Хамуд — несомненно, аристократы в среде каирских художников; это люди с установившейся репутацией и большими постоянными заработками. Они производят самое лучшее впечатление как талантливые художники и высококультурные, симпатичные люди. Их двенадцатилетняя дочь тоже неплохо рисует; родители тайком показывают нам ее интересные наброски.

Проведя здесь около часа, мы едем в мастерскую очень модного теперь в Каире скульптора Гамаля ас-Сагини.

Сагини, красивый мужчина с бородкой цвета вороного крыла, подстриженной по моде французской богемы, ожидает нас в обществе коллег-художников в своей мастерской на соседней улице. Он здоровается, не вынимая изо рта громадной трубки. На первый взгляд он производит впечатление позера.

На сей раз мы пьем коктейли, притом крепкие. Языки развязываются. Возникает по-настоящему товарищеская и непосредственная атмосфера. Госпожа Сагини, очень красивая и изящная женщина, не занимается искусством. Она выглядит очень выхоленной и избалованной.

Хозяин ведет нас сначала в кабинет, где находятся его керамические скульптуры. В головках из терракоты я замечаю что-то общее с работами нашего Стрынкевича. Та же сила выражения, строгость формы и склонность к народным типам. Меня пленяют также керамические обливные фигурки птиц и полные ритма абстрактные композиции; они поражают красотой формы и прекрасным подбором цветов. В то время как я восхищаюсь творчеством Сагини, ко мне подходит один из наших скульпторов и тянет в следующую комнату.

— Не говорите ничего, пока не увидите тех работ, — предостерегает он меня.

Вхожу и останавливаюсь как вкопанная.

Мы находимся в мастерской Сагини. Посередине на постаменте стоит еще влажная глиняная модель памятника президенту Насеру. Скульптура патетическая, топорная и неискренняя. Рядом с ней какая-то еще более ужасная группа.

— Болезни и теневые стороны художественной среды, пожалуй, одинаковы во всем мире, — констатирую я в следующей мастерской, принадлежащей модному каирскому графику, милейшему человеку, полному обаяния.

Он показывает нам целые горы иллюстраций и проектов книжных обложек. Все это ужасная халтура. Автор продает ее в массовом порядке, добывая таким образом солидные суммы. Об этом свидетельствует его роскошная квартира, элегантно одетая жена и изобилие на столе.