Рыжая Соня и Врата Немедии - [25]

Я больше не был самим собой, став Дильмуном, и на три часа забыл обо всем на свете, кроме его подвигов и страданий…

Когда я произнес последние слова, обращаясь к возлюбленной своего героя перед его смертью, Килва безмолвствовала.

Тишина была просто звенящей. Я лежал на песке и с ужасом думал, что это означает полный провал.

Но тут рев трибун, вставших, как один человек, оглушил всех, присутствующих на сцене. Люди бесновались, рыдали, кричали, тянули к нам руки… Не помню, как я встал и снял маску.

Король был потрясен, увидев, что перед ним — вовсе не Иалон. Он долго смотрел мне в лицо, а потом резко развернулся и покинул Килву.

Целый день после этого я не знал, что и думать, а потом король призвал меня к себе. Я никогда не бывал ни в одном дворце, и, когда шел туда, чувствовал себя так, словно это — мой последний путь.

«Я доволен тобой, гладиатор, — сказал мне правитель, — и хочу видеть тебя как можно чаще. Ты поступил дерзко и безрассудно, но я ценю в своих подданных мужество столь же, как и верность, и умею щедро вознаграждать истинный талант».

Все это было похоже на сказку, на чудесный сон, я не верил своим ушам, но с тех пор мне действительно позволили играть столь же часто, как это делал Иалон. Правда, в отличие от него, ничем более не занимавшимся, я по-прежнему продолжал участвовать в гладиаторских боях.

Мне равно нравилось то и другое, я не хотел жертвовать славой воина даже ради счастья играть на сцене.

— Удивительно, — заметила девушка, — я всегда полагала, такие вещи сочетать невозможно.

— Еще как возможно, — горячо возразил ее собеседник. — Если, конечно, хватает сил. У меня хватало.

Помнишь, ты однажды сказала о людях, которые прекрасно обеспечивают себя благодаря своему мастерству? Я был именно таким человеком. Я купил себе великолепный особняк в Бельверусе, нанял слуг, разбил сад с бассейном и фонтанами.

Ну, не сразу, конечно. Делал все это я ради моей Гларии, которая спасла меня, когда я сам был беден, неизвестен и чувствовал себя на краю гибели. Я мечтал о том, как объявлю ее своей женой и сделаю хозяйкой богатого поместья.

Ей больше никогда не придется тяжело работать, мы будем безмерно счастливы вместе, я стану молиться на нее, носить на руках, она будет моей богиней, она достойна самого лучшего, что только мужчина может предложить женщине… всей любви, и всей преданности, и любого подвига.

Я играл для нее и сражался для нее, чтобы Глария могла гордиться мною, и кроткая улыбка, точно солнце озарявшая ее милое лицо, восторженный блеск глаз моей любимой были мне лучшей наградой. О, Глария, я знал, что испытывать чувства более глубокие и сильные, нежели она пробуждала во мне, невозможно. Ты помнишь Маргиад? Так вот, она была столь же прекрасна, только с белой кожей…

Близился рассвет, но ни Соня, ни Муонг — называть его иначе она еще не привыкла — не сомкнули глаз. Ему необходимо выговориться, понимала девушка.

История, которую успел поведать ей Муонг, поражала все больше. Конечно, он мог оказаться кем угодно — гладиатором в том числе, почему нет? Но чтобы еще и актером…

В глубине души Соня была где-то согласна с неизвестным ей Иалоном: или-или. Люди, которые сражаются на аренах как наемники, по собственной воле, зачастую дальше от искусства, чем небо от земли, они слишком грубы и примитивны, а те, кто посвящает свою жизнь чему бы то ни было прекрасному, чересчур изнеженны, чтобы уметь управляться с мечом: актер-гладиатор, в таком случае, должен быть чем-то вроде способного любоваться закатом леопарда.

Нет, Соня знавала сентиментальных выродков, хладнокровных убийц, которые в свободное от совершения «благих дел» время вполне могли собирать коллекции голубого кхитайского фарфора или разводить птичек в своих садах…

Но Муонг, мужественный и страстный, ранимый и отчаянный, был совсем другим. Каким именно — это ей все еще предстояло понять.

— Так, судя по всему, у тебя все стало складываться как нельзя лучше, — произнесла она. — А что же произошло потом? Ты был богат, известен, любил красивую женщину, и она отвечала тебе взаимностью — чего же еще желать?

— Вот и я так думал. Настал момент, когда я сказал себе — мне не за что роптать на судьбу, я благодарен ей и совершенно счастлив.

Он внезапно замолчал и сделал жест, призывающий Соню последовать его примеру, а потом широко и облегченно улыбнулся: — Слышишь?

— Что именно? — в этот ночной час отовсюду раздавалось множество звуков, здесь все, казалось, пищало, квакало, жужжало и стрекотало, выделить среди такой какофонии один какой-то конкретный звук ей было сложновато.

— Хруст, — лаконично объявил Муонг. — Справа, где-то в полулиге.

— А, да, — согласилась Соня. — Ну и что? Это может быть опасным?

— Как посмотреть. Если нас не затопчут, значит, мы скоро отсюда выберемся. Это стадо слонов, — пояснил он.

— Стадо слонов, — обреченно повторила девушка. — Действительно, что может быть лучше?

Она невольно бросила взгляд вверх в поисках подходящего дерева, на которое можно забраться, наподобие какой-нибудь обезьяны, но все они были слишком прямыми и гладкими, без единого нижнего сучка, и толстыми, либо же, наоборот, тоненькими, какие любой уважающий себя слон согнет в два счета, если захочет.