Рыжая Соня и Осенняя Луна - [17]

— Видишь ли, — начала она, — Эльбер и Глария прошли похожий путь. Он стал Муонгом и скрывался в лесах Дарфара. Она — Кейулани, и я не поняла в точности, чем она занимается, но думаю, что ищет в этом иллюзию успокоения. Но он все-таки вернулся, она же — все еще нет. Там, в племени Мбонго, один умный человек сказал мне — если вырвать растение с корнем из земли, оно умрет. Ложь во спасение все равно остается ложью. Я не раскрою рта и не разрушу созданное тобою, но поверь, что иногда даже ты можешь ошибаться.

— Это мне известно, — со спокойным достоинством признал Призрак, будто не обратив внимания на все остальное, сказанное Соней. — Надеюсь, ты не потеряешь лицо, нарушив свое обещание.

Да, на это она бы не пошла. Соня всегда умела держать язык за зубами. Как бы ей ни хотелось поведать Эльберу правду, она понимала, что пока не должна так поступать.

А Таймацу просто не мог объяснить ей всего, что тогда произошло с Гларией. Объяснение, которое Соня считала единственно правильным, на самом деле, не вполне соответствовало действительности. По большому счету, Таймацу и сам не вполне понимал, с чем именно столкнулся, он лишь ощущал, что ему довелось оказаться лицом к лицу с великой тайной, мистерией духа, для которой бесполезно пытаться подыскать некое разумное и простое объяснение.

Почти девять зим назад он последовал в Бельверус за Эльбером. До этого островитянин в течение года делал все возможное, чтобы просто поставить этого человека, чудовищно изувеченного на арене, на ноги, и имел все основания гордиться результатом своих усилий. Но стоило бритунцу почувствовать, что прежние силы практически полностью вернулись к нему, он немедленно, ни о чем не задумываясь, бросился к той единственной женщине, которую безумно любил и желал возвратить себе.

Этому Таймацу помешать не мог. Он лишь стал свидетелем того, как Глария холодно приняла страстные признания своего прежнего возлюбленного и отослала его прочь, заявив, что больше никогда не желает видеть его. После этого Эльбер покинул Немедию, а Таймацу остался в Бельверусе, наблюдая за тем, что происходит с несчастной женщиной и поражаясь тому, насколько круглоглазые хайборийцы слепы душевно: они слышат слова, но не видят, что за таковыми скрывается. Ибо гневная, язвительная отповедь Гларии бритунцу не имела ничего общего с истинными чувствами, которые женщина испытывала.

Оставшись одна и потеряв самое дорогое, что было у нее в жизни, она начала стремительно угасать. Ее физическая оболочка еще, хотя и с трудом, продолжала влачить безрадостное земное существование, но души в ней почти не осталось.

Вероятно, Таймацу не следовало вмешиваться. Разумом он понимал, что нет никакого смысла длить такие невыразимые муки, которая ежедневно и ежечасно терпит эта несчастная, и милосерднее всего будет позволить произойти неизбежному, дав ей умереть. Но она была еще так молода. Так красива. Обладала таким внутренним благородством и мужеством. Островитянин не знал, что предпринять, но тут сами обстоятельства все решили за них обоих.

В Бельверус пришла Черная Смерть, и Глария стала одной из ее бесчисленных жертв. Во всяком случае, так все считали. Но островитянин почувствовал, что ему следует лично удостовериться в этой смерти, и явился в дом казначея.

Одного взгляда на бездыханное тело ему хватило, чтобы понять: женщина жива, однако пребывает в промежуточном состоянии между вечным сном и земным существованием. Нить ее жизни была настолько тонка, что уже и дыхания не ощущалось. Таймацу несколько раз приходилось сталкиваться с похожими явлениями. Случалось, что таких спящих хоронили заживо, принимая за мертвых. В иных случаях, они могли достаточно долгое время оставаться в этом состоянии, а затем либо душа окончательно разлучалась с телом, либо полностью воссоединялась с ним. Как угодно, теперь терять ни ему, ни Гларии было нечего, и островитянин решился рискнуть.

Оставшись наедине с прекрасной «покойницей», он силой разомкнул ее плотно сжатые губы и влил в рот женщине настой из трав, который должен был погрузить ее в еще более глубокое и длительное забытье, полностью имитируя смерть — так, чтобы ни в чью голову не закралось даже тени сомнения в бесповоротности случившегося. После этого он потребовал, чтобы Гларию немедленно удалили из дома и поместили в усыпальницу, как положено поступать с умершими.

Таймацу в его замысле сыграло на руку то, что Ишум и сам не желал предавать тело жены огню, хотя погибших от руки Черной смерти полагалось отправлять на огромный общий погребальный костер, днем и ночью пылавший за городской стеной.

Когда печальный обряд был поспешно завершен, Таймацу оставалось только дождаться темноты и похитить тело. Он шел по пустынным безлюдным узким улицам Бельверуса, прижимая к груди свой бесценный груз и отмечая про себя, насколько легким, почти невесомым кажется то, что он несет. Это был хороший признак: настоящая смерть делает тело человека, напротив, тяжелее.

Осенняя Луна доставил Гларию в разоренный особняк Эльбера, и несколько последовавших за тем дней прошли в непрерывных сомнениях. Женщина не собиралась оживать.