Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий - [58]

Шрифт
Интервал

.); али доброволие въ панствах машкати мает, уживаючи всякое волности и свободы, яко и иные княжата, панята, обователи паньства нашого; а мы его по службе маем жаловати, уделяючи ему ласки нашое господарское (если законопослушание во владениях наших соблюдать будет, он может беспрепятственно жить в наших владениях, пользуясь всякими вольностями и свободой, как и другие княжата, панята и обыватели страны, а мы по службе будем его жаловать и проявлять монаршие милости — О.К.).

И на то дали князю Дмитру Вишневецкому сесь нашъ листъ кглейтовый зъ нашою печатью. Писанъ у Рудниках, лета Божьего Нарождения 1561, месяца сентября 5 день»[251].

Тем же документом Сигизмунд II Август вернул князю все его родовые земли[252]. Однако в списках должностных лиц административное иерархии Великого княжества Литовского имя Д.И. Вишневецкого после его возвращения в Речь Посполитую нам не встречается. Что явилось причиной этого: недоверие монарха к дважды перебежчику, субъективные качества личности князя или состояние его здоровья по возвращении в польско-литовское государство, о чем так любят говорить украинские историки всех времен, — ответ остается исключительно в области предположений. Хотя, как нам представляется, Сигизмунд II Август поступил с князем так же, как и в 1554 году, после его возвращения из турецких владений в Северном Причерноморье: он попросту сослал князя в его родовые владения.

Не менее интересен и более ранний вариант (для удобства назовем его «черновым») глейтового листа, дошедший до наших дней, первый абзац которого текстуально повторяет оригинал, а окончание его — более лаконично и даже лапидарно: «Ино тобе, яко слузе нащому, которого продкове верною службой предкамъ нашимъ и намъ господару завджы добря ся оказали и ни в чемъ веры свое не змейнили, непотреба бы за кглейтомъ до насъ пана своего прирожонного пріездити, але добровольне на дворъ нашъ могъ еси ехати. Вежде чинечи прозъбе твоей досить, листъ нашъ кглейтовый до тобе посыляемъ черезъ того служебника твоего, и въ службахъ твоихъ по заслузе ласки нашое госпорадское уделати тобе будемъ»[253] (тебе, слуге нашему, предки которого верную службу предкам нашим и нам, государю, всегда оказывали и ни в чем феодальной присяге не изменяли, не следовало бы требовать гарантий безопасности для возвращения на службу к своему прирожденному монарху, мог сам свободно к нам ехать. Однако уважая твою просьбу, нашу охранную грамоту посылаем тебе через твоего слугу и обещаем, что милость свою монаршую по заслугам оказывать тебе будем — О.К.). Как мы видим, данный документ никак не затрагивает вопроса службы князя Вишневецкого московскому царю, не увязывает его возвращение с событиями Ливонской войны и вступлением в нее польско-литовского государства и ничего не говорит об отсутствии враждебных действий князя в отношении Короны Польской и Великого княжества Литовского, тогда как в глейтовом листе с печатью Сигизмунда II Августа все эти щекотливые нюансы подробно оговариваются, что объясняется, на наш взгляд, возвращением князя в Речь Посполитую непосредственно в военное время и с территории противника.

Да и само заглавие черновика слишком отличается от названия оригинала глейтового листа, и звучит оно так: «Листъ, писаный до тогожъ князя Вишневецкого, ижъ беспечнее може ехати до здешнего панства зъ земли Московское», что он был написан много ранее прибытия отряда князя в урочище Монастырище, так как речь в нем идет непосредственно «о земле Московской», а не о приграничной местности. Вся эта совокупность текстологических расхождений позволяет нам с большой степенью вероятности предполагать, что анализируемый здесь документ, скорее всего, не был черновиком глейтового листа в прямом смысле этого слова, а являлся ответом на некое более раннее, своего рода «проверочное», ходатайство (челобитье) князя о дозволении ему вернуться в Великое княжество Литовское, которое могло быть написано им во время сепаратных переговоров о возвращении на польско-литовскую службу, состоявшихся летом 1561 года между князем Дмитрием Ивановичем и его двоюродными братьями Михаилом и Дмитрием Александровичами Вишневецкими.

Косвенно это предположение находит свое подтверждение в тексте еще одного документа канцелярии Великого княжества Литовского, датируемого 5 сентября 1561 года, — днем выдачи глейтового листа с монаршей печатью князю Д.И. Вишневецкому. Официально он назывался «Листъ, писаный до старосты Черкасского князя Михайлы Вишневецкого, ижъ листъ кглейтовый посланъ до брата его князя Дмитру, также и козакамъ Низовымъ, которыхъ або помовалъ до Инфлантъ» (грамота, адресованная старосте Черкасскому князю Михаилу Вишневецкому, что охранная грамота послана брату его князю Дмитрию, так же как и казакам с низовьев Днепра, которых следует направить на службу в Лифляндию — О.К.). В этом официальном документе административной переписки мы читаем: «Что еси писалъ до насъ, ознаймуючи, ижъ дошла тебе ведомость черезъ писание властное руки брата твоего князя Дмитра Вишневецкого, же онъ хочети намъ господару своему прирожонному служити, пришолъ зъ земли Пятигорское на Днепръ, и есть теперь на врочище Монастырскомъ отъ Черкасъ въ тридцати миляхъ, и пишетъ до насъ, бъючи намъ чоломъ, абыхмо его въ ласку нашу господарску принемши, листъ нашъ кглейтовый прислати ему росказали и до насъ господаря пріехати ему дозволили. Чему есьмо зъ листу твоего, до насъ писаного, добро выразумевши, листъ нашъ кглейтовый ему послати велели, за которимъ ему въ паньство нашо до насъ господара и на дворъ нашъ приіехати вольно будетъ»


Рекомендуем почитать
Лытдыбр

“Лытдыбр” – своего рода автобиография Антона Носика, составленная Викторией Мочаловой и Еленой Калло из дневниковых записей, публицистики, расшифровок интервью и диалогов Антона. Оказавшиеся в одном пространстве книги, разбитые по темам (детство, семья, Израиль, рождение русского интернета, Венеция, протесты и политика, благотворительность, русские медиа), десятки и сотни разрозненных текстов Антона превращаются в единое повествование о жизни и смерти уникального человека, столь яркого и значительного, что подлинную его роль в нашем социуме предстоит осмысливать ещё многие годы. Каждая глава сопровождается предисловием одного из друзей Антона, литераторов и общественных деятелей: Павла Пепперштейна, Демьяна Кудрявцева, Арсена Ревазова, Глеба Смирнова, Евгении Альбац, Дмитрия Быкова, Льва Рубинштейна, Катерины Гордеевой. В издание включены фотографии из семейного архива. Содержит нецензурную брань.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Альтернативная история Жанны д’Арк

Удивительно, но вот уже почти шесть столетий не утихают споры вокруг национальной героини Франции. Дело в том, что в ее судьбе все далеко не так однозначно, как написано в сотнях похожих друг на друга как две капли воды «канонических» биографий.Прежде всего, оспаривается крестьянское происхождение Жанны д’Арк и утверждается, что она принадлежала к королевской династии, то есть была незаконнорожденной дочерью королевы-распутницы Изабо Баварской, жены короля Карла VI Безумного. Другие историки утверждают, что Жанну не могли сжечь на костре в городе Руане…С.Ю.


Генерал Том Пус и знаменитые карлы и карлицы

Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.


Барков

Самый одиозный из всех российских поэтов, Иван Семенович Барков (1732–1768), еще при жизни снискал себе дурную славу как автор непристойных, «срамных» од и стихотворений. Его имя сделалось нарицательным, а потому его перу приписывали и приписывают едва ли не все те похабные стишки, которые ходили в списках не только в его время, но и много позже. Но ведь Барков — это еще и переводчик и издатель, поэт, принимавший деятельное участие в литературной жизни своего времени! Что, если его «прескверная» репутация не вполне справедлива? Именно таким вопросом задается автор книги, доктор филологических наук Наталья Ивановна Михайлова.


Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.


Моя неволя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.