Ряженые - [2]

После этого на головы Шишигину и циркачке надели какие-то венки из проволоки и стали водить вокруг коробки. А из темноты голос Ахренеева на ухо Шишигину:

— Не упускай своего счастья, недотепа! Тебе с этой женой лучше будет… Красавица-то какая…

В другое ухо голос Ванякина:

— Может, другого такого случая и не представится, дуралей…

Тут Шишигин вырвался, опрокинул коробку и кричит:

— Не надо мне другой жены… Мне моя нужна…

Вокруг все попадали от хохота, кто-то кричит:

— Гадать! Гадать! Давайте гадать!

Принесли большое зеркало в дорогой раме. Кто-то стал колотить половником по кастрюле, другие взяли веники и принялись сметать мусор из всех углов на середину комнаты. Шишигин слышит голос Балалаевой:

— Чёрт из черты, а я в черту…

Поставили перед зеркалом две горящие свечи в подсвечниках. И вот вывели за руку какую-то маску и усадили у зеркала. Голос Балалаевой говорит:

— Ряженый, суженый, приходи со мной ужинать…

Тут маска перед зеркалом как вскрикнет:

— Вот он! Он здесь!

И падает на пол без чувств. Шишигин кинулся было на помощь, хотел поднять, но его удержали. Лежащую на полу накрыли белой простыней, вокруг наставили на пол зажженных свечей, и женщины принялись голосить, как над покойницей. Потом подняли на руки и стали носить по комнате. Кто-то припевал:

— Покойник, покойник… Умер во вторник…

Поносив по комнате, положили на сдвинутые стулья.

— Кто это? — спрашивает Шишигин.

— Твоя жена, — отвечает маска голосом Балалаевой.

«Опять розыгрыш», — думает Шишигин. Подходит он к лежащей на стульях, становится на колени и стягивает простыню. А как маску с лица снял, глазам своим не верит — его жена собственной персоной. Стоит он перед ней на коленях, не знает, что делать. А вокруг все просто надрываются от хохота. И сама жена не выдержала — расхохоталась.

— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин.

А жена хохочет, остановиться не может:

— На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…

А Шишигин смотрит на нее, наглядеться не может.

— Как я рад, что ты нашлась… Мне без тебя хоть пропадай! Мне ведь без тебя и жить-то не на что…

Жена еще пуще смехом заливается:

— Знаешь, ты кто? Ты — каженник…

— Что еще за каженник?

— Каженник — он только кажется, что человек… Вроде как и все… А приглядишься — он каженник и выходит. И тот же человек, да не тот. Все у него не так. Задумает что — все выходит наоборот. Начинает по-людски, а к концу сведет, хоть брось. Жить или не жить — ему все равно. Вроде нет ни тоски, ни кручины, а он все равно горюет. И все у него есть — а для него хоть ничего не будь… Их, каженников, только на святках и можно узнать. А в другие дни — ни за что… Они в святки ходят, виноватого ищут, чтобы болезнь свою вылечить…

Тут вдруг за дверью шум какой-то, оживление. Кричат:

— Ряженые пришли!

И в комнату вваливается веселая компания, мужчины и женщины. Лица у всех вымазаны краской, за спинами крылья бумажные. Один звезду из бумаги на палке несет, другой коробку картонную вроде домика, внутри свечка горит.

Впереди ряженых — дети, два мальчика. Один вымазан сажей, на голове колпак. Другой в короне из бумаги, в руках картонный меч. Мальчик в короне тычет мечом чумазого мальчика:

— Ирод, ты Ирод, зачем ты родился?

После этого он ударяет мечом чумазого, и тот падает как подкошенный. Шишигин смотрит и думает — вот сейчас он поднимется, а тот все лежит, не встает. «Надо же, как в роль вошел», — думает Шишигин.

Тут откуда ни возьмись еще один ряженый. На голове мешок, лица не видно. Сорвали с него мешок, а под ним — рога. А лицо старое, сморщенное, как у столетнего деда. Потом и хвост у него увидели. Гости смотрят на него, удивляются, спрашивают друг у друга:

— А это кто такой? Этот откуда?

Только никто старика не знает. Стали тогда за хвост его дергать, за рога, думали — отвалятся. А они держатся, как настоящие.

Тем временем новый гость поднимает на руки чумазого мальчика, ходит с ним по комнате и всех спрашивает:

— Это не ваш мальчик? Не ваш ребенок?

Подошел он и к Шишигину. Поглядел на него и тихо так говорит:

— Ты вот сидишь, милый человек, и не знаешь… А жена твоя получила тебя нечистой силой…

Сказал — и дальше с мальчиком на руках:

— Это не ваш ребенок?

Кто-то говорит:

— Это из детского дома… Беспризорник…

— Тогда ему со мной быть, — сказал старик и унес мальчика из комнаты.

А Шишигин на жену смотрит:

— Это правда, что он сказал? Что ты получила меня нечистой силой?

Жена наконец перестала смеяться.

— Правда, правда, — говорит. — На святках как-то мы вот так же гадали. В шутку, конечно… Села я перед зеркалом, стала звать суженого… Тут кто-то и приходит… Шинель солдатская, мешок, а в руках платок красный… Познакомились мы… Потом поженились… А ведь это ты и был…

— А платок? — спрашивает Шишигин, сам на месте усидеть не может. — Платок у тебя сохранился?

Жена принесла из прихожей сумочку, достала красный платок.

— Он у меня всегда с собой…

Шишигин долго платок разглядывал, потом говорит:

— Точно, он самый… Я тогда из армии возвращался… Демобилизация… Поезд где-то стоит, жара. Я платок вынул, пот утереть. Откуда ни возьмись — собака. Схватила платок — и прочь. Я тогда думал, шут с ним, с платком, не жалко…