Рядом с врагом - [42]

Шерали внимательно слушал Орлянского, и в то же время, против его воли, вставала в памяти картина приезда на «Лесной»… патруль пограничников, комендатура…

— Хороша думка? — спросил Орлянский.

Шерали поднялся.

— Я готов, товарищ секретарь!

— Ну вот и добре. Будем действовать.

Выйдя из блиндажа, Шерали вздохнул полной грудью.

Ярко светило осеннее солнце, но его лучи уже не грели землю, укрытую ворохами желтых, красных, бурых листьев. Шерали направился к землянке начальника штаба получить пароль для выезда.

Дела в штабе были закончены быстро, и Шерали решил, что еще ночью он доберется до «дома». Но в это время в штаб зашел Орлянский.

— Товарищ Султанов! Если хотите увидеться с Василенко, это нетрудно сделать. А повидаться с ним нужно было бы. Когда будете возвращаться, при выезде на дорогу, ведущую в Сосновку, возьмите немного левее. Впрочем, погодите, лучше я вам дам проводника. Дежурный, позовите товарища Панасюка! — приказал Орлянский.

В блиндаж через минуту спустился коренастый рыжеусый боец с трофейным автоматом за спиной.

— Вот этого товарища проводите до нового «фатерлянда». Знаете, о чем говорю?

— Так точно, товарищ Орлянский! — Панасюк улыбнулся. — Знаю новую «родину» фашистов!

— Вот и поведешь товарища сначала на «фатерлянд», а оттуда, когда он закончит там дела, — до стоянки.

— Есть, товарищ комиссар!

КОЗЛОВ

Кусты пробираются к железнодорожной насыпи по-пластунски. Они будто выползают из чащи леса и таятся на опушке, как на рубеже атаки.

Не задержи вовремя их, и кусты сомкнутся над рельсами.

Степан Иванович знал о борьбе, которую вели обходчики с кустами. И по всей линии всегда был образцовый порядок.

Это участок старика Еременко, кряжистого, с прокуренными запорожскими усами.

Участок заброшен. Нет обходчика, нет старика Еременко.

Степан Иванович знал о его гибели. Обходчик встретил группу немцев с дробовиком в руках.

Дорогой ценой заплатили гитлеровцы за «взятие» такого объекта, как сторожка.

Все знали старика Еременко как спокойного, уравновешенного человека. Грубое слово от него раз в год услышишь…

«Откуда же взялась эта бунтарская, бессмысленная вспышка? Обходчик, конечно, знал, чем кончится неравная схватка… — думал Козлов. — Минутный порыв ненависти? Да… Попробуй все это раскуси…»

Степан Иванович в который раз подумал о себе. Как все же мало он знал окружающих людей! Иные лесоводы, месяцами пропадающие где-то в глуши, выглядели в отличие от него весельчаками. А он жил на самом людном месте, на разъезде… С утра и до вечера стук колес, разговоры, смех, песни…

Песни пела Анечка. Особенно теплыми, тихими вечерами, когда где-то далеко-далеко смолкал стук колес последнего поезда.

Вначале Степан Иванович изображал занятого человека, для которого песни — пустая забава, потом… Потом он уже просил Аню что-нибудь спеть. Это уже было после разговора — очень простого, короткого.

— Вы не любите песни?

— Нет… Почему же… — растерялся от прямого, неожиданного вопроса начальник разъезда. — Люблю…

И попытался шуткой сгладить свою растерянность.

— Сам-то петь боюсь. Распугаю пассажиров. А слушать некогда…

Шутка получилась неуклюжей. Тем более, что Аня даже не улыбнулась, а серьезно ответила:

— Время можно найти.

«Конечно, можно найти!» — хотелось закричать Степану Ивановичу. Но кричать нельзя. Да и Аня далеко.

…Лежат партизаны на опушке леса. Ждут. Ждут, когда со стороны разъезда здесь, через заброшенный участок, пройдет поезд. Поезд небольшой, четыре вагона.

Охрана — всего несколько солдат.

«Наверное, в этих вагонах много знакомых… — думает Козлов. — Конечно, много».

Вчера точно было установлено время отправления поезда, количество вагонов, приблизительное число арестованных. Судя по тому, кого везли гитлеровцы — молодых, здоровых, — ясно, что арестованных собирают где-то на крупной станции, а оттуда отправят в Германию.

Козлов решил, сам руководить операцией. Только двенадцать человек были отобраны из всего отряда.

— Главное, внезапность… — несколько раз подчеркнул Степан Иванович, разрабатывая план операции!

— Вам бы самому не следовало ходить… — словно между прочим, сказал Шерали. — По законам мирного времени, вам положен бюллетень… Температура, хотя и небольшая, есть.

— О!.. То законы мирного времени, — улыбнулся Козлов. — Они остались пока в архивах.

Вместе с собой Козлов взял, как опытных воинов, Михайлова и Максудова. Они были отличными стрелками. А это главное в такой операции, когда придется «снимать» с поезда охрану.

…Лежат партизаны. Степан Иванович косится на часы. Еще время есть. Поторопились они, вышли раньше, чем следовало. Хотя так и надо. Расположился и ожидай! Ему хочется думать только об удачном итоге операции. Но сами по себе лезут совсем другие мысли, всплывают далекие картины юности.

— Вы, Козлов, какой-то такой… Не от мира сего…

Это говорит секретарь комсомольской организации курса. У нее тяжелая русая коса. То и дело Валечка (так ее звали все) перебрасывает косу за спину. Но стоит ей склониться над столом, как коса снова сползает на грудь.

— Таким букой жить нельзя, Козлов! Ни одна девушка вас не полюбит.

А он любил ее. Любил долго, с первого курса, скрывая эту любовь даже от самого себя.