Рядом с врагом - [39]

В штабе соединения разрабатывались операции о участием нескольких отрядов. Сюда приезжали посоветоваться, узнать последние новости.

Только несколько дней тому назад подпольный райком партии был официально преобразован в штаб партизанского соединения. Хотя, как и прежде, в разговорах штаб называли райкомом. Ведь руководили штабом те же люди.

…Шерали Султанов ехал в сопровождении Сотникова в штаб. На дне глубокого оврага их остановил секрет — бородатый мужик в овчинном полушубке с трофейным автоматом на шее и паренек, почти подросток, с винтовкой через плечо и ручными гранатами, привешенными к поясу. В руке паренек держал длинноствольный «парабеллум».

— Ого! — воскликнул Шерали. — Не партизан, а прямо целый арсенал.

— Стой! Куда едешь? — грубовато спросил старик, хватая лошадь за узду. — Кто такие?

С другой стороны брички подошел паренек, демонстративно помахивая «парабеллумом». Он строго посмотрел на комиссара. Партизан, сопровождавший Шерали, удивился.

— Ванятка, — сказал он пареньку, — очумел ты, что ли? Или не узнал меня? Да я ж Сотников!

— Не твоя забота — узнал я тебя или нет! Теперь я и отцу родному не должен верить. Раз поставлены мы на пост, должны выполнять свою задачу. Пароль!

Шерали назвал пароль.

— Тогда трогай! — снисходительно разрешил Ванятка. — Трогай, говорю, не задерживайся! Если ты настоящий боец, должен знать порядки.

Эти слова были обращены главным образом к Сотникову.

Когда бричка отъехала довольно далеко, Сотников покачал головой и засмеялся:

— Ну и парень! Смотри, как он выглядит!

— Ты его знаешь? — спросил Шерали.

— Как же! Из нашего села пострел! Рядом живет, через двор! «И отцу родному не должен доверять…» И грех и смех!

— Он верно говорит, — заметил комиссар, вспомнив историю с Равчуком. — Далеко еще ехать?

— Покажут! Доехать — доедем…

Шерали, приготовившись к дальнему пути, растянулся на соломе.

Через некоторое время их снова остановил часовой. Когда же добрались до третьего, боец, охранявший дорогу, предложил:

— Отсюда пойдете пешком, товарищ комиссар! А ты здесь останешься, Сотников.

Шерали пошел в сопровождении нового проводника.

Лесу не было конца. Проводник оказался малоразговорчивым, на вопросы отвечал коротко: «да», «нет», «не знаю». Через полчаса он махнул рукой в сторону землянки, еле заметной среди деревьев:

— Дошли.

Он оставил Шерали одного, а сам направился к группе вооруженных партизан, сидевших под сосной.

Это был первый приезд Шерали Султанова в штаб партизанского соединения.

Спустившись по земляным ступенькам, Шерали очутился перед дверью, сколоченной из толстых неоструганных досок. Постучал. Ответа не последовало. Он принялся стучать вновь… Сзади послышались шаги: по ступенькам спускался коренастый человек. Не спеша оглядев Шерали с ног до головы, незнакомец сказал:

— Входите, — и сам первый спустился в блиндаж.

Они оказались в маленьком коридорчике. Мигающий огонек небольшой лампы, сооруженной из консервной банки, давал очень мало света. Открыв вторую дверь, незнакомец сказал:

— Прошу! Заходите, товарищ!

Шерали, переступив порог, от яркого света зажмурил глаза.

…Только что закончилось заседание бюро Червонногайского подпольного райкома партии. Участники заседания стали расходиться.

Еще не так давно, в мирное время, заседания бюро проходили в специальном зале нового здания райкома на центральной площади Червонного Гая. Обычно перед заседанием бюро весь зал и коридоры заполняла председатели колхозов, агрономы, механизаторы, животноводы, руководители учреждений района. В страдную летнюю пору только здесь и встречались, для других встреч не было времени.

Перед началом работ шли горячие споры, делались подсчеты выполнения планов, директора являлись с заявками на материалы.

Было шумно, оживленно.

Из кабинета, на двери которого висела табличка с золотыми буквами на темно-синем фоне: «Секретарь райкома», выходил, держа в руке черную кожаную папку, Орлянский. Шел он в зал заседаний сквозь строй расступившихся людей. В эти минуты смех смолкал, громкие речи переходили в тихое гудение. Орлянского в районе очень уважали. Между собой и за глаза называли его ласково Орликом. И сам Орлянский платил людям искренностью: он знал всех, с каждым тепло и просто здоровался, для каждого находилось дружеское слово.

У кого-нибудь из председателей колхоза секретарь справлялся:

— Когда сыном порадуешь? Когда на именинах гулять будем?

У другого:

— Почему триеры для очистки зерна до сих пор не отремонтированы?

Третьему:

— На днях я был в ваших краях. Жители хутора Дубки жалуются на волков. Донимать стали. Я поручил союзу охотников помочь. Свяжитесь с ними.

А у самого пожилого члена бюро — заведующего райздравотделом, очень степенного и уважаемого человека, — он неизменно спрашивал, скоро ли приедет его сын ветеринаром.

— Ох как кстати был бы его приезд! У нас такой большой план по животноводству.

Потом шумно рассаживались, и, как только Орлянский раскрывал свою заветную кожаную папку, все смолкали.

Заседания бюро тогда проходили иначе, не так, как теперь. Если на повестке стояли вопросы, требующие широкой огласки, Орлянский всегда приглашал актив. Он считал, что председатели колхозов и вообще весь районный актив должны постоянно быть в курсе дела. Ошибки одного должны служить уроком для других, а об успехах тоже следует знать всем. Каждое заседание проходило оживленно, по-деловому и оставляло след в жизни района.