Прошла первую ходку от межи до межи, с облегчением вздохнула: выдюжила. И опять перед глазами нескончаемый поток хлеба. Валок ложился толстый, пышный. Ровно, без усилий работал мотор. «Только бы сегодня не сплоховать, а потом пойдет», — думала Анна.
С каждым пройденным загоном Анна чувствовала себя уверенней, напряжение спадало, комбайн становился послушен. Теперь она могла и оглядеться. День уже был в самом разгаре, светлый и яркий. В небе кучились белые с синевой облака. По склонам гривастых сопок желтели квадраты полей. Время от времени впереди комбайна серыми комочками с черными полосками по спине взлетали перепелки и тут же падали в хлеб.
— Несмышленыши, в сторону улетайте! — кричала им Анна.
В это время возле самых ножей жатки ударила белесыми крыльями молодая дрофа. Анна от неожиданности нажала на тормоз, комбайн, качнувшись, замер. Дрофа, казавшаяся непомерно большой, подпрыгивала, беспомощно била крыльями и, подминая колосья, опускалась. Ей нужен был разбег, но разбежаться мешал хлеб. Наконец она поднялась на крыло и полетела к сопке.
Анна поехала дальше. Оглянулась. Петька ехал следом. Наклонившись с сиденья, он проводил взглядом птицу. У Петьки был старенький комбайн без кабины. «Когда похолодает, намерзнется парень». За ним лесенкой шло пять комбайнов. На других шести парни под командой Даримы уехали косить овес.
Анна еще раз оглянулась: хорошо шли комбайны, неторопко, уверенно. И невольная радость подкатилась к ее сердцу, радость, которую порождает труд. И теперь Анне казалось, что сидит она не за штурвалом, а на крутом обрывистом берегу, внизу нескончаемое море. Подернутые позолотой, бьются о крутой берег волны и растекаются гребнистыми дорожками. «Жаль, что не приехал Алеша», — подумала Анна.
На меже Анна развернулась, все комбайны стоят в поле. «Что там случилось?» Она спустилась с мостика и пошла к ним, увидела помятый хлеб и все поняла: лопнуло полотно режущего аппарата. Жатка уже не косила, а мяла хлеб. Пронька ехал и не видел. Только когда засигналил Ананий, остановился.
— Ты что, спишь на комбайне?
Пронька чувствовал себя виноватым и, не зная, как выкрутиться, бухнул:
— Все добром было. Еду. Мотовило крутится, жатка исключительно работает…
От дружного смеха Пронька осекся.
— Горе ты луковое, — рассмеялась Анна. — Весело с тобой будет. Хлеба-то сколько попортил.
— Новый нож поставлю и скошу весь.
— Смотри, проверю.
— Можешь проверять, кругом одна несправедливость. Подсунули лучшему комбайнеру худший комбайн.
— Да ты на нем только третий сезон работаешь.
— Можно было бы дать и новый.
— А не жирно будет?
— Ничего, у меня от жирного изжоги не бывает.
Остаток дня прошел без приключений. Косить хлеб закончили, уже когда выпала обильная роса.
После душа Анна надела свитер и меховую куртку: ночь была прохладная. Пришла в столовую, а там уж весь отряд.
— Как у тебя дела? — подсаживаясь к Дариме, спросила Анна.
— Сергей весь день промаялся: то то сыплется, то другое…
— В мастерских-то, поди, про девок думал. Некогда было проверить.
— Проверял…
— Там мотовило крутилось, жатка исключительно хорошо работала, — вставил Петька.
Парни, намолчавшиеся за день, ответили дружным смехом.
— Тише вы, людей перепугаете, — прикрикнула тетушка Долгор.
Пронька ерзал на стуле.
— И что вы ко мне прицепились? Ну, вышла промашка. Так и со святой девой грех случается.
— Если она тебе сродни, и тоже на ходу спит, — ответила Анна.
В столовую вошла Груня.
— По телевизору фильм идет.
— Давно?
— Только начался.
— О чем?
— Про Штирлица.
Все побросали ложки и заспешили в красный уголок. Анна вышла за всеми, постояла немного и неторопливо пошла к Белому камню. Светила луна. Бледные сопки казались нереальными. На Ононе от берега до берега лежала золотистая полоска, она вздрагивала, искрилась.
«Что же не приехал сегодня Алеша?» — думала Анна. Она написала в институт заявление, чтобы ее перевели на очное отделение. Вчера вечером получила ответ. Просьбу ее удовлетворили. Десятого сентября ей нужно быть в институте. Так она мечтала уехать от горькой своей жизни, и вдруг ей стало жалко оставить и это поле, и отряд, и Алексея. Хотела посоветоваться с ним. А он не приехал.
Пониже Белого камня вышла на берег. На другом берегу под хребтом темнел утес. Время от времени от него доносился пронзительный крик стрижей. Анна вспомнила, как под этим утесом Алексей объяснялся ей в любви. «Все было просто. Да только сможем ли теперь до старости разобраться во всем? — Анна вздохнула. — Уеду через несколько дней. У тебя в семье все наладится».
Анна еще немного посидела на берегу и вернулась на полевой стан. Девчата уже спали. Анна разделась и залезла под одеяло. Закрыла глаза: перед ней поплыл золотой поток хлеба.
