Русское счастье - [66]

Ночью налетел шквал. Деревья под окнами метались словно в предсмертной агонии. Темное небо безжалостно кромсалось молниями вдоль и поперек. Матильде стало жутко – успокоение она нашла в соседней подушке. Она всякий раз стелила постель в надежде на внезапный приезд Тристана. В ночь перед отъездом он высказался откровенно:

– Еду зарядиться свежей творческой мыслью и на расстоянии переоценить прежние ценности.

За молниями разразилась страшная по силе гроза. Перемежающаяся порывами ветра она стихла под утро. Матильда никогда не ставила будильник – надеялась на выработанную за время ночных дежурств интуицию. И сегодня проснулась, как обычно, в начале седьмого. Проспала всего-то три часа, но сонливость отскочила мгновенно от возникшей непонятно откуда тревожной мысли. Она пока не понимала, откуда она взялась. Что-то непонятно мрачное прочно укрепилось в сердце, задрожали руки. Страшная мысль пугающе выплыла из дебрей вечернего разговора с Евгенией Георгиевной:

«Я хочу, чтобы вы с сыном никогда не расстались. Я люблю тебя, Мотечка».

В чем была, Матильда метнулась в соседнюю комнату. Евгения Георгиевна лежала так же, уютно подложив руки под щеку, подоткнутое Матильдой напоследок одеяло и то не выпросталось. Сердце безудержно заколотилось – Евгения Георгиевна не дышала.

…Прошел месяц. Сознанием Мотька так и не выросла в Матильду. Только детский максимализм мог с такой отчаянностью толкнуть на действия, не поддающиеся логике. У Клавы в Пермском крае от родителей оставался дом – она наследовала его Мотьке. До неопределенной поры дом находился в пользовании у дочери соседки. Матильда никогда бы не решилась на подобный шаг, но в своих неудачах с отчаяния всю тяжесть обвинений она приписала развращенному югу.

Глава 3

Миролюбивое, покорное лицо Ирочки в какие-то секунды преобразилось: русский национальный наряд поблек, как поблекла бы березка, обвешанная экзотическими ветвями тропической пальмы; щеки окрасились пунцовым румянцем. Тристан был не рад, что затронул больную для нее тему.

– Ирочка, можно «беленькой»? – настойчиво повторялось от соседнего столика.

– Вот так изо дня в день – уже месяц, – плаксивым тоном обратилась Ирочка к Тристану и ушла в подсобную комнату.

Тристан принялся за увесистую, без халтуры, отбивную, пытаясь увязать напивающегося до чертиков интеллигента с милой официанткой.

Фирменный напиток на третье оказался соком березы. Тристан живо представил, как нежное дерево через болезненный надрез отдает свою кровную суть. В противопоставление названию в меню «Напиток сладострастия», назвал его за кристально чистое содержимое – «Девичьей слезой».

«Слеза» оказалась слащавой на вкус, начисто лишенной соленого смысла. Сосед ловил подбородок ладонью – лишь на мгновение ему это удавалось. Его голова моталась в беспорядке из стороны в сторону. Мелькнув в направлении Тристана мутным взглядом, он неуклюже погрозил пальцем и тут же в бессилии упал головой на стол. Графин с рюмкой звякнули разбитым стеклом. На звон показалась из подсобки Ирочка и исчезла. Через минуту две рослые женщины в поварских нарядах, потащили несчастного окровавленного к двери, на что тот усердно сопротивлялся, пьяно бормоча:

– Скаж-жите ей, дур-ре, одну ее люблю… Л-любимая, прости, что нашел тебя так п-поздно.

– Отлюбил ты свое сегодня, а завтра сам расскажешь, – незлобно отчитывала его одна из поварих с добрым лицом матери.

Задумавшись, Тристан не заметил, как подошла Ирочка с сильно потускневшим лицом.

– Вас рассчитать, или что-нибудь еще?

По ее вымученной улыбке Тристан почти наверняка понимал ее душевное состояние. Она нуждалась в его участии. Тристан был уверен: прикоснись он сейчас с жалостью к ее голове, она тут же разрыдается. Он попросил еще стакан напитка, желая как-то продлить развязку. Лицо Ирочки просветлело – она с решительным подъемом устремилась в подсобку, жалко при этом улыбнувшись.

– Прошу прощения, – обратилась она к Тристану, вернувшись с полным стаканом. – Вы приезжий – это очевидно. Где вы остановились? У нас сложности с проживанием: в гостинице живут погорельцы. Родственникам, приезжающим отдать долг памяти, на почте дают адреса частного сектора. Иногда помогаем и мы.

Она замолчала в ожидании встречной реплики. И тут как будто встрепенулась:

– У вас здесь погиб кто-то из близких вам людей?

Чистой непосредственностью она раскрыла перед Тристаном все свои карты. И он подумал:

«Почему бы нет?! Почему не утешить теряющую светлую надежду, приятную ему женщину?!»

Тристан на паузу не рассчитывал – он хотел прямо и без обиняков сказать правду, но пауза случилась спонтанно. Он пристально смотрел ей в лицо и не находил двойного смысла – она глаз не отвела. Хотелось в этом общении избежать малейшего намека на пошлость. У нее был взгляд совсем не игривой женщины. Может быть, это и не соответствовало действительности, но Тристану он показался похожим на взгляд маленькой несчастной обезьянки, смирившейся со своей участью за прутьями надоевшей клетки.

Скомканным сумбуром пронеслись в голове мысли о доме. Ответ затянулся на какие-то секунды, но эти мгновения давали ему возможность упорядочить вспыхнувшее возбуждение. Оно все равно выдало его.