Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [79]
При всей относительной силе позиций Я. Замойского стоит отметить, что поддержка, оказанная коронной шляхтой «военной» группировке, носила все же условный характер: в решениях целого ряда сеймиков указывалось, что шляхта соглашается на войну с Россией, если будет сохранен мир с другими соседями[798]. Между тем в первые месяцы 1590 г. наступило новое обострение отношений с Турцией: на южной границе появились татарские загоны, турецкий везир начал требовать с Речи Посполитой уплаты дани, правительство стало набирать войска на случай возобновления военных действий[799].
Такая обстановка не могла не оказать влияния на польских политиков, собравшихся в марте 1590 г. на сейм в Варшаве. Перед угрозой конфликта с Турцией рекомендации активной политики на Востоке становились явно бесперспективными и опасными. В результате главный инициатор военных планов коронный канцлер Я. Замойский в своем выступлении 21 марта 1590 г. обошел вопрос о войне с Россией молчанием[800]. Поведение Я. Замойского было лучшим доказательством того, что в этих условиях ведущим коронным политикам было нечем отклонить антивоенные доводы представителей Великого княжества. Когда 21 марта на сейм прибыли из Константинополя представители Речи Посполитой с требованием султана заплатить ему дань, проект войны с Россией был молчаливо снят с обсуждения и сейм сосредоточил свое внимание на мерах по защите страны от турок[801]. Так, благодаря осложнению международного положения Речи Посполитой, литовским политикам удалось без особой борьбы добиться сохранения мира с Россией.
Однако, конфликт между Речью Посполитой и Турцией открывал для литовских политиков более широкие возможности. Если для феодалов Малой Польши и Русского воеводства — главной опоры группировки Я. Замойского — война с Турцией означала смертельную опасность, для борьбы с которой необходимо было мобилизовать все силы страны, то феодалам Великого княжества турецкая опасность непосредственно не угрожала[802]. Тем самым соотношение сил внутри страны объективно менялось в пользу Литвы, давая возможность литовским политикам за участие в обороне южных границ Речи Посполитой ставить своим партнерам определенные условия. Так у них создавалась почва для борьбы за реализацию их политической цели — заключения долгосрочного мирного договора между Россией и Речью Посполитой.
Действительно, хотя проект войны с Россией перестал обсуждаться, в любое время, как только минует чрезвычайная ситуация, он мог быть снова поставлен на повестку дня. Не случайно Я. Замойский в своей речи 21 марта говорил о том, что только осуществление восточных планов С. Батория могло бы окончательно избавить Речь Посполитую от турецко-татарской опасности[803]. Среди собравшихся на сейм послов шли толки, что, если польским дипломатам удастся добиться сохранения мира с Турцией, набранные для турецкой войны войска пойдут в поход на Россию[804]. Поэтому, когда в посольской избе началась выработка конституции о выделении средств на возможную войну с Турцией, литовские послы сразу заявили, что не хотят приступать ни к каким делам, пока им не сообщат, будет сохранен мир с Россией или нет[805]. В сложившихся условиях с мнением Великого княжества нельзя было не считаться, и в результате в проекте конституции, выработанном послами, было записано, что собранные средства могут быть употреблены лишь на войну против Турции[806]. По-видимому, тогда же в него были внесены пункты, запрещавшие назначенному сеймом военному совету начинать военные действия против какой-либо другой страны, кроме Турции и Крымского ханства, и предусматривавшие, что в случае заключения мира с Турцией «ухваченные» налоги собираться не будут. В таком виде тексты конституции 17 апреля 1590 г. были утверждены королем и сенатом[807].
Вручая королю проекты конституций, маршалок от имени всех послов просил, чтобы Сигизмунд III «мир с Москвой подтвердил, великих послов назначил, приказал написать инструкции и дать sub censuram, чтобы уж не было никаких сомнений» относительно намерений правительства[808]. Это требование натолкнулось на упорное сопротивление монарха, заинтересованного в создании антирусской коалиции с участием Швеции. Он сумел добиться того, чтобы пункт о подтверждении мира с Россией все же не был включен в сеймовые конституции. Однако король не имел прочной опоры среди коронных политиков, склонявшихся, по мере того как конфликт с Турцией принимал все более серьезные размеры, к закреплению мира с соседями (и с Россией)[809]. В этих условиях Сигизмунд III не мог противостоять представителям Великого княжества, которые заявили, что не считают себя связанными решениями сейма, пока их просьбы не будут удовлетворены «на деле, а не [одними] словами»[810].
Литовские послы и сенаторы не только повторили свое заявление перед закрытием сейма, но и оставили в Варшаве своих представителей для наблюдения за тем, как будут выполнены их требования
