Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование - [136]

. Однако стилистическое и нарративное воплощение феномена раздвоенности в «Двойнике» и в «Записках из подполья» все же качественно отличается. В повести 1846 года, за исключением описанных четырех-пяти случаев, оно репрезентируется с помощью фантастического удвоения героя, появления alter ego как воплощения его амбиции[958]. В «Записках из подполья» отказ Достоевского от фантастики и сказа влечет за собой разработку нового типа психологической репрезентации, которую лучше всего назвать позитивистским зуммированием: психологические реакции расчленяются на несколько фаз, каждая из которых подробно изображается, за чем следует рефлексия героя, гораздо более многоступенчатая, чем в «Двойнике».

Вероятное воздействие научного дискурса Сеченова на воображение Достоевского позволяет пересмотреть традиционный взгляд на генеалогию его «фантастического реализма» в стилистическом аспекте. Внимательно следя за развитием естественных наук на протяжении всей жизни, Достоевский не только полемизировал с эмпирицизмом и эволюционизмом[959], но и использовал некоторые научные (в том числе позитивистские) метафоры, понятия и нарративные модели для более изощренной репрезентации работы сознания и мышления своих героев. Пример подпольного человека, по-видимому, первый случай, когда Достоевский идеологически, а главное нарративно инсценирует физиологическую теорию, чтобы дискредитировать ее, но в результате получает необычный побочный продукт – стилистически и структурно новаторский текст, без нее не возможный.

Рефлексы любви Теория И. М. Сеченова и любовные нарративы русского реализма [960]

Валерия Соболь

Публикация трактата И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» в 1863 году стала, как известно, событием не только чисто научного, но и широко культурного значения. В напряженной атмосфере шестидесятых годов XIX века, когда позитивизм и материализм в науке напрямую ассоциировались с радикализмом и нигилизмом в политической сфере, теория Сеченова, изложенная в доступном стиле и предназначенная для публикации в популярном «Современнике», была воспринята как дерзкий вызов основным принципам христианской теологии и этики[961]. Заключение ученого о физиологической основе психических процессов и в особенности распространение им термина «рефлекс» на все виды умственной и эмоциональной деятельности ставило под сомнение такие основополагающие положения христианства, как душа и свобода воли[962]. В результате публикация трактата, несмотря на отсутствие в нем какой-либо открытой идеологической или политической программы, столкнулась с серьезными цензурными и юридическими осложнениями. Первоначальное заглавие трактата «Попытка ввести физиологические основы в психические процессы» было отвергнуто цензурой, и труд Сеченова под новым заглавием «Рефлексы головного мозга» был опубликован не в популярном «Современнике», а в специализированной газете «Медицинский вестник». Расширенная версия трактата, вышедшая отдельной книгой в 1866 году, подверглась цензурному запрету, а против ученого было возбуждено судебное дело.

Идеологический контекст и общекультурный резонанс «Рефлексов головного мозга», кратко описанный выше, достаточно известен и хорошо изучен[963]. Гораздо меньше внимания уделялось связям трактата Сеченова с литературными процессами его времени, помимо распространенного представления о Сеченове как прототипе Кирсанова в романе Чернышевского «Что делать?» (об этом речь пойдет ниже). Важным исключением в этом отношении является статья Майкла Холквиста, в которой он рассматривает Сеченова не только как историческое лицо, «воплотившее в жизни» тургеневского Базарова, но и как ученого, чьи публичные лекции, прочитанные весной 1860 года, повлияли на дискурсивные практики современной ему художественной литературы[964].

Связи трактата Сеченова с литературой эпохи реализма особенно отчетливо прослеживаются, на мой взгляд, в заключительной части «Рефлексов головного мозга», где ученый выдвигает научную теорию любви и физиологически обосновывает стадии ее развития. Галина Кичигина цитирует высказывание И. П. Павлова о важности контекста личной жизни Сеченова для понимания его научно-популярного трактата, а именно его любви к Марии Боковой, с которой ученый проживет в гражданском браке более двадцати лет до их свадьбы в 1888 году[965]. По мнению Павлова, Сеченов был «охвачен эмоцией любви» во время написания «Рефлексов головного мозга», и эта работа является результатом «личного аффекта» автора[966].

История любви Обручевой-Боковой и Сеченова была хороша известна в кругах русской интеллигенции шестидесятых годов XIX века и воспринималась современниками как источник любовного треугольника романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Молодой доктор Петр Боков женился на Марии Обручевой, с тем чтобы освободить ее из-под контроля родителей и предоставить ей возможность заняться медициной. Впоследствии Мария полюбила Сеченова, под руководством которого она проводила научные исследования, и Боков согласился расстаться с ней. В XX веке ученые убедительно опровергли версию о том, что Чернышевский использовал историю Бокова – Обручевой – Сеченова для своего романа