Русский мат. Оды XVIII-XXI вв - [15]

Аники, гайдука Петрова,

Елдак в кунсткамеру попал,

А потому, что уж такого

Давно мир новый не видал.

Его нередко пел Барков,

Как славу русских елдаков.

Потемкина был хуй таков:

Двенадцать старых пятаков

На нем укладывались вольно,

Раз выебет, и то довольно.

Бывало, мать-Екатерину

Как станет еть, так та перину

Нередко жопой провертит

Да после целый день кряхтит.

Семен Иваныча Баркова

Как вспомнишь, не найти такова

И не видать ебак таких

Меж нами. Вот ебать был лих!

Он сряду еб раз пятьдесят

Собак, индюшек, поросят,

Не утоляя елдака,

Так страсть была в нем велика.

Бывало, гирю взяв в два пуда,

Лукин, известнейший силач,

Навешивал на кончик уда

И с ней пускался бегать вскачь.

У нас в России духовенство

Ебней прославилось давно,

И для попадей все равно:

Поповский хуй — в раю блаженство.

Когда поповича, бывало,

Учиться в город привезут,

Чтобы дитя не баловало,

Его сначала посекут,

И порют малого, пока

Сквозь пол не встромит елдака.

Хотя предание о том

Свежо — но верится с трудом.

Мои напрасны все старанья,

Ебак я всех не опишу,

Не лучше ли на сем сказаньи

Свою я оду завершу?

Из мрака древности, из рая

Ебня возникла меж людей

И, чувство плоти услаждая,

Плодит меж бабами блядей.

Пизда отличная машина,

Но, там что хочешь кто толкуй,

Она раба, за господина

Один поставлен мощный хуй.

О, хуй! любезных дел творитель,

Блаженства дивный инструмент,

Пизды всемощный покоритель,

Прими бессмертия патент!

Тебе его я днесь вручаю

И оду эту посвящаю,

Прими, восстань и возъярись!

На легионы пизд вонючих,

Слезливых, жарких и скрипучих

Вновь с новым жаром устремись!

Ебнею до скончанья века

Тешь чувства бренна человека,

Свой долг исполнить ты люби,

А в оный день кончины мира

Ты под конец последня пира

Пизду последню заеби!

Пизда. Ода

Пизда, пизда! как это слово,

Хоть для меня уже не ново,

Волнует, возмущает ум!

При свете дня, в тумане ночи

Она является пред очи,

О ней я полн ебливых дум.

Ну, так и кажется, что ляжки

Атлас я слышу под рукой,

И шелест задранной рубашки,

И взор краснеющей милашки,

И трепет груди молодой…

Пизда — венец всех наслаждений,

Пизда — вместилище утех,

Предмет для вольных песнопений,

Пизде и кланяться не грех.

Пизды и самый вид приятен;

О совершенный инструмент!

Вид хуя, точно, бодр и статен,

Почтенный кажется… но нет!

Ну что за милые пизденки

У девочек лет десяти,

Как не пробились волосенки

Еще… Ах, мать их разъети!

Пизда — волшебное созданье,

Творенья жизни в мире сем

Как бы последнее сказанье,

Как бы поэма из поэм.

Волос курчавый треугольник

Совсем от самого пупа

Один знакомый мой, покойник,

Любил как бороду попа;

Их под рукою тихий шепот

Желанья в нем тотчас будил,

И жертвы был напрасен ропот,

Когда в экстаз он приходил.

С невинностью недавней лежа,

Еще не потерявшей стыд,

Не раз на холостом я ложе

Румянец чувствовал ланит —

Рукой медлительной рубашку

Не торопясь я поднимал,

Трепал атласистую ляжку

И шевелюру разбирал,

Колебля тихо покрывало,

Внимал я воздух пиздяной,

Елда же между тем вставала,

Кивая важно головой.

А груди? Чудная картина

У девушки в шестнадцать лет,

Сосочки!.. Что твоя малина!

Отбрось перо скорей, поэт!

Восторг, восторг невыразимый!

О, не волнуй меня, мечта!

Не то я, страстию палимый,

Дойду до ярости скота.

Добившись случая такого,

Чтоб только их в руках держать,

Нельзя тогда не задрожать,

Не млеть… и более ни слова.

Но что же я пизду оставил?

Давно пора вернуться к ней.

О, если б я ее прославил

Превыше хуя и мудей!

Безумие существ разумных

И их источник жизни ты,

Пизда!.. не надо зрелищ шумных,

Твоей довольно наготы!

Лишь только б злобная судьбина

Продлила время нам ебать,

Вставал чтоб долго елдачина…

А впрочем, что тут горевать?

Когда любовная охота

Притупится или пройдет,

Не призывай на помощь чорта,

На это глух он — не придет.

Конечно, невстаниха — бедство,

Но есть отличнейшее средство

Беде и горю помогти:

Раздвинь пизду тогда руками,

Изведай глубь ее глазами —

И снова будешь ты ети.

Пизды раздвинутой смотренье

Желанья возбуждает вновь,

Бросает чувства в опьяненье —

И к бляди чувствуешь любовь,

Любовь плотскую разумею,

Но, если правду вам сказать,

Свершив ебливую затею,

Скорей стараюсь я бежать.

Не раз у горничных, случалось,

Поутру, летнею порой,

Пизду мне видеть удавалось

Вразрез… Ах, волк их дуй горой!

Волос раздвинутых порядок

Чертовски кровь волнует вдруг,

Мне мил, приятен, дорог, сладок

Пиздяный специальный дух.

Все это, впрочем, пред ебнею,

При виде чаемых утех,

Я мню: согласен всяк со мною,

Что, вволю насладясь пиздою,

В нее и наплевать не грех.

Вот, кстати, что бы за причина?

Девицы любят навзничь спать:

Должно быть, снится им мужчина

И удается узнавать,

Не ебшись, сладостное чувство

Во сне; весь тот ебливый смак,

Которого воспеть никак

Не может явственно искусство.

Пизда, пизда! опять взываю,

Опять желаньем изнываю,

О ней я не могу писать;

Бурлят во мне и бродят страсти,

Но для себя их за напасти

Не буду никогда считать;

Не смолкнет петь моя их лира…

Я знаю: при кончине мира

Пизда — наш идол и кумир -

Последняя оставит мир.

Так с корабля последний сходит

В его крушенье капитан,

Он взор кругом себя обводит,

Но никого уж не находит -

Пред ним пучина-океан!..

Говно. Ода

Пою не громкие победы,

Не торжество, не славный пир,

Не баснословные обеды,

Не золото — людей кумир;