Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим - [56]
Химка ополчился против глорификации УПА и ОУН после 1991 года и канонизации роли коллаборационистов, служивших Гитлеру во время Второй мировой войны в качестве «ключевой украинской идентичности», чем вызвал гнев современных украинских националистов, обвинивших его в предательстве. Химка самоидентифицируется как украинец, разговаривает в семье на украинском языке, так же воспитывает своих детей в Канаде. А в 2010 году он написал своему другу, что проиграл битву и что «быть украинцем сегодня, означает принять их [УПА] наследство»[328].
Объектом агрессивной критики за инакомыслие стал не только Джон-Поль Химка, но и более умеренные и даже относящиеся с симпатией к галицийской модели, такие историки как Марк фон Хаген подвергаются нападкам со стороны украинской цензуры в ответ на политкорректное приглушение и малейшее отклонение от канона интерпретации украинской идентичности. Фон Хаген делился, что его обзывали «русским империалистическим волком»[329].
В целях формирования украинизации по галицийскому образцу на юго-востоке Украины, в частности — на Донбассе, введен термин «галицизация»[330]. «Галицийский импорт» проявляется и в символике независимой Украины, воспринявшей цвета флага и герб Украинской народной республики периода распада империи Романовых (1917). Желто-синее знамя представляется украинскими националистами как преемственность Киевской Руси и запорожского казачества, что составляет часть национальной мифологии, разработанной польскими хронистами и их наследником — Михаилом Грушевским и представляющей Киевскую Русь государством украинским, а Россию — татарским. Этот флаг впервые появился во Львове (1848), который в то время находился под властью Австрии, а в Донбассе ненадолго был утвержден украинскими националистами (1918), принявшими сторону Германии в Первой мировой войне и разрушившими Донецко-Криворожскую республику[331].
Сергей Плохий различает две «восточноевропейские идентичности»: Украина и Малороссия, используя и понятие «Казацкая нация»[332], а в отношении постсоветского периода Украины он отмечает тенденцию «ориентирования национальной культуры на Запад и подчеркивания ее отличия от русской культуры и традиции». Однако Плохий представляет современную русскую национальную идею элементарно: как «чисто антизападную ориентировку» и проявление «панрусизма»[333].
Марк фон Хаген в статье с провокационным заглавием «Есть ли у Украины история?» не заострял внимания только на «центрально-европейской» или только на «восточно-европейской» идентичности Украины, он отмечает, что украинцы представляют собой «часть большой дилеммы для Восточной и Центральной Европы». Другое дело, что положительный ответ фон Хагена состоит в том, что у Украины будет история только если она порвет с Россией, отказавшись от своего постсоветского прошлого, при этом он допускает возможность торжества «догмы интегрального национализма» в качестве «триумфа украинской нации»[334]. Марк фон Хаген признает состояние дилеммы и двойственность украинской идентичности только в отношении прошлого, в то время как это является фактором и в настоящем.
Алексей Миллер также отдает предпочтение понятию «восточнославянская идентичность», которая пребывала в процессе формирования «по разным сценариям»[335] в XVII и XIX веках.
Другие понятия, фиксирующие дуализм украинской идентичности сводятся к разделению на «коммунистов» и «националистов» (в какой-то мере это повторение типологии Джона-Поля Химки). Украинские коммунисты — это часть «искусственной советской культуры», в то время как первостепенную важность для национального строительства имеет стратегическое партнерство между Украиной и США, цитируется мнение Збигнева Бжезинского (1996) о том, что гарант Украины — это США и что она «не будет интегрироваться в Российскую империю»[336]. Бжезинский отводит Украине роль территории, ограничивающей русское влияние, гаранта безопасности Польши, Румынии и даже Турции[337]. Украинское государство в силу своей территориальной обширности по европейским нормам выступает в качестве ключевого звена в проекте «Восточное партнерство», цель которого — создание санитарного кордона из бывших советских республик между Российской Федерацией и Европейским Союзом.
Бжезинский, не скрывающий наличия приоритетных стратегических интересов США на Украине, определяет геополитическую идентичность Украины как единую и «центрально-европейскую».
Взгляд на Украину, как на антироссийский геополитический барьер, далеко не новый, еще в начале XX века Симон Петлюра активно пропагандировал перед украинскими националистами тезис о русской угрозе Европе и о том, что миссия украинского государства состоит в «окончательном и бесповоротном разделе» России[338]. Петлюра выдвинул украинской эмиграции в изгнании крайнюю цель: разрушение России. Что же касается Польши, то здесь Петлюра категоричен: «поляки — неважные колонизаторы», и весной 1920 года был склонен к сотрудничеству в борьбе против «исторического и вечного общего врага» — «Московщины с ее больной культурой с большими контрастами»[339]
