Русский бунт - [24]
— На Италию. Не могу здесь. Тоска голимая.
Лида выбросила обёртку от шоколада в мусорку и наморщила лоб несчастно (потом вспомнила про морщины и прикрыла их ладошкой).
— Ну я посмотрю, конечно… — Ксюша вернулась к цветочку. — Говорю, тебя Таисия Евгеньевна ждёт. В кабинете она.
— Да, да. А что случилось-то?
— Так ты не помнишь? — удивилась Ксюша.
В прошлую пятницу (то есть, за день до того, как устроить днерожденческий кутёж в кругу друзей) — Лида закатила небольшую вечеринку на работе. Всё равно торт тащить надо (ведь скидываются же они на дни рождения), так чтобы не обидно было (раз такой торч пошёл) — она позвала коллег хоть бы и куда-нибудь. Хоть-бы-и-куда-нибудем оказался клуб на «Китай-городе», где рюмка наливки стоит девяносто девять рублей, к Лиде там ещё какой-то мужик клеился, она ему в лицо плюнула, а потом в грудь пнула — через весь зал полетел, — но дело не в этом, а в том, что к ним приблудилась тогда Таисия Евгеньевна (она лет на десять постарше остальных девочек) и была ну вообще невпопад. Совершенно без повода, в каком-то инфернальном настроении, Лида вцепилась начальству в волосы, страшно её опрокинула, разбила очки, а потом допила рюмку и уехала на такси.
— Бля. — Лида посмотрела на дверь Таисии Евгеньевны (стекло, жалюзи — детектив, ё-моё), посмотрела на Ксюшу (подсмеивающуюся) — и пошла.
Тук-тук-тук. А думала, уже не угорает по хардкору, ушла эпоха. То-то башка в субботу так трещала. Отстой! Жить своей жизнью… Фыр-фыр. Жить своей жизнью… Да вы, Лида Сергевна, утопист…
— Войдите, — раздалось из-за двери.
Лида и вошла. Таисия Евгеньевна сидела в жарком и неудобном кресле: она была круглая и смешная (волосы — курчавым клубком), глаза доброго карего цвета, а над губой — мелкие чёрные усики (Таисия Евгеньевна независимо не замечала их).
— А. Привет, Лид… Садись. — Таисия Евгеньевна отложила папку, сложила руки замочком и приготовилась слушать.
А Шелобей, красавец, подлил эфиру в эту канитель. Хотя почему подлил? Эфир нюхать надо. Как Метадон Кихот учил, на «Радуге». А так поступать — эгоизм, вообще-то. Будто он не знает, что я не хочу его терять. Это же очевидно! Ты вот говорил, что в письме про уход типа было, да? Какой-то намёк гаденький, а? Свинтить в самый важный момент хочет?
— Ты, наверное, хотела извиниться? — подсказала всё молчавшей Лиде Таисия Евгеньевна и поправила очки. — Ты, Лид, не переживай, я же всё понимаю, у самой будто дней рождения не было… Только и ты меня пойми: всё-таки, когда в твоём подчинении…
Да не любит она никакого Шелобея. Потусить, да, — а любовь это же другое. Фыр-фыр! Да кого она обманывает? Себя же! И мучит, мучит, мучит… А какие у него глаза ужасные тогда были! Кошмарно сухие глаза!
Как-то разом и незаметно Лида вся расплакалась: сначала как бы подпрыгнуло что-то под грудью, как-то она выдохнула со всхлипом, в глазах грусть блеснула — и вот, Лида уже шумно рыдала, зарывшись в ладони и скуля, — содрогаясь. Это было так невозможно, что Таисии Евгеньевне пришлось вскочить с кресла и броситься её утешать.
— Ну что ты, Лидочка, ну что ты? Очки это же ничего. Очки — это же совсем стекляшка!
Скоро Лида уже стояла за дверью, утирая сузившиеся глазки данным ей платочком и весело шмыгая носиком.
— Даже так? — сказала Ксюша, отрываясь от чернильной оранжереи.
Лида подошла к её столу. Она задумчиво скребла по столешнице:
— Я даже не сказала «извините».
Ксюша недоверчиво покосилась на Лиду и покивала. А потом сказала:
— Я дам тебе денег на Италию.
На кофе с молоком удобно греть руки: я смотрю в окно — от взгляда убегает, то поскальзываясь, то нелепо вскакивая, Брянская улица (мы сидим с Лидой в «Старбаксе» на первом этаже «Европейского»). Совсем рядышком — могучий Кутузовский проспект, а здесь — тихие осовелые дворики. Что-то в них пенсионерское. А летом там пуха тополиного!..
— Теперь ты понимаешь? — говорит мне Лида (утка на нервах).
— Нет. — Я улыбаюсь Брянской улице за окном.
— Я тварь, — сказала Лида.
Пришлось отвернуться от улицы к Лиде:
— Тварь?
— Да. Самая последняя тварь.
— Это почему?
— Ну как? Извиняюсь за одно, рыдаю из-за другого, а люблю вообще кого-нибудь третьего. — Её губы сложились грустной буквой, какой нет в русском языке (да и французском). Она яростно хлебнула кофе.
— Кого-нибудь третьего? Разве не Шелобея? — (Я-то думал, что я в курсе событий.)
— Да это я так сказала. — Лида ноготком карябала картонный стакан.
Я остро ощущал исчерпанность разговора (не знаю, зачем вообще приехал; позвонила — и приехал) и уставился в кофе. Лида взяла со стола телефон: я иногда поглядывал на неё, но не пристально, мимо. Она раздражённо печатала. И — расхохоталась вдруг.
— Что такое? — спросил я.
— Да Шелобей пишет. Скидывает из Ницше, мол, женщина — вторая ошибка Бога, а потом спрашивает: «Как ты?». Я ему пишу: «Всё хорошо». А автозамена выдаёт: «Всё плохо».
Мы вышли на улицу: Лида стрельнула у кого-то сигаретку, и мы стояли, подрагивая от ветра. Я что-то говорил, — но это не важно.
— Меня Эд ещё вчера подколол как падла, — перебила меня Лида. — Он говорит: «Да вас баб постоянно мотыляет — то групповуху хочу, то в монастырь уйду». А я ж только вторую часть расслышала, и говорю: «Ну не, я в монастырь не хочу». Так он меня потом весь вечер стебал! Отвратительно.
Представьте себе, что вы держите в руках книгу (или она смотрит на вас с экрана — сейчас это не важно): она лохмата, неопрятна, мерехлюндит, дышит перегаром, мутнеет, как на свидании, с неловкостью хохочет, мальчишится: ей стыдно что она — такая — и беззащитна под чужими взорами. С ней скучно ехать в электричке, ей нечего рассказывать о себе (у неё нет ни ума, ни фантазии), но как у всякой книги — единственная мысль пронзает её ранимый корешок: «Пожалуйста, откройте». Но упаси вас Бог — не надо.
И снова 6 июня, в день рождения Пушкина, на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены шесть лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Павла Пономарёва, Никиты Немцева, Анастасии Разумовой и поэтов Оксаны Васякиной, Александры Шалашовой, Антона Азаренкова. Предисловие Ким Тэ Хона, Владимира Григорьева, Александра Архангельского.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
«Привет, офисный планктон!» – ироничная и очень жизненная повесть о рабочих буднях сотрудников юридического отдела Корпорации «Делай то, что не делают другие!». Взаимоотношения коллег, ежедневные служебные проблемы и их решение любыми способами, смешные ситуации, невероятные совпадения, а также злоупотребление властью и закулисные интриги, – вот то, что происходит каждый день в офисных стенах, и куда автор приглашает вас заглянуть и почувствовать себя офисным клерком, проводящим большую часть жизни на работе.
Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.