так и теперь главный город каждой земли в большинстве случаев освобождался от выполнения этой тяжелой повинности. Не случайно способ распределения городовой работы в западнорусском регионе весьма напоминает то что было в Новгороде и Пскове, — территории, где древнерусские города-государства продолжали жить еще очень долго.
[1249] Зато городские жители должны были принимать участие в городском благоустройстве: «А мосты им городскии мостити». Мещане Витебска «мост мощивали перед своим двором кажды пяти топорищ».
[1250] Все эти повинности, прежде носившие эпизодический характер, теперь становятся регулярными. Жители с. Городло, согласно завещанию Владимира Васильковича, были освобождены от этой повинности.
[1251] Процесс этот продолжался в Литовско-Русском государстве. В жалованной грамоте Смотрицкому монастырю 1375 г. оговаривалось: «…коли бояре и земяне будут город твердити».
[1252] В Житомире сооружением городен занимались земяне, в черкассах — жители окрестных сел, в Киеве строительством оборонительных сооружений — сельские жители Поднепровских волостей.
[1253] Городовая повинность была так важна, что даже во время развития иммунизированного землевладения освобождения от нее часто не давали. Вот, например, передаются люди монастырю в Смоленске, «только город они робят по давному, посполу с людьми монастырскими».
[1254] Все таки именно развитие крупного землевладения внесло, как и во многие другие сферы жизни Литовско-Русского государства, неразбериху. Так, старосты Кузьма Вошка и Губарь Бобруйской волости жаловались на то, что часть населения волости, переданная Радивилу и Костевичу, отказывалась ходить с подводами, строить город и мостить мосты.
[1255] Люди Свислоцкой волости требовали от людей бояр Котовичей, чтобы они по-прежнему «з волостью нашою Свислоцкой городы рубливали и ордыныцину давали, и дубащыну плачивали, и недели стерегивали с подводами у Свислочи на городищы, и на реце на Березыне на броду и мосты мосчывали…».
[1256] Процесс распада древнерусских традиций был необратим. Особенно положение обострилось в первой половине XVI в., когда в результате роста шляхетских привилегий и раздачи господарских волостей прежняя система повинностей стала плохо срабатывать и только постоянная внешняя угроза способствовала се сохранению. «Польная сторожа» относится также к числу древнейших и восходит прямо к былинным временам. Города и волости отряжали небольшие мобильные группы, которые «лежали» на порубежье и следили за неспокойными границами. Примечательно, что, по наблюдениям М.А. Ткачева, в городах Белорусского Понеманья такие группы сторожей просуществовали с конца XIII до середины XVI в.,
[1257] т. е. до коренных изменений в социальной структуре русских земель Великого княжества Литовского.
Теперь в поле зрения — прямые налоги. Для того чтобы понять их развитие в XIII–XV вв., надо представлять себе их историю в предшествующее время. Исследовавшая эту тему А.Л. Хорошкевич пишет: «К исходу XII в. этот термин (дань. — А. Д.), сохранивший свою полисемантичность, стал последовательно и устойчиво связываться с одной категорией населения раннесредневековой Руси — смердами».[1258] Впрочем, об этом еще в конце 60-х — начале 70-х годов писал И.Я. Фроянов. Он показал, что дань платили именно смерды. Причем их можно условно подразделить на «внешних» и «внутренних», т. е. племена неславянского в основном происхождения, которые, «примучивались» данями, и пленники, поселенные на государственных землях. Что касается «внешних» смердов, то характер дани как контрибуции выступает тут весьма ярко. Но и во втором случае дань не была феодальной рентой.[1259] Эта точка зрения на характер даней в Древней Руси представляется нам весьма убедительной. Поэтому вряд ли можно согласиться с А.Л. Хорошкевич, которая пишет: «Четко обозначилась основная тенденция — превращение ее (дани. — А. Д.) в государственную феодальную ренту, взимаемую со смердов, которых И.Я. Фроянов именует «внутренними».[1260] Трудно понять также, как исследовательница различает дани-контрибуции, распределявшиеся между участниками похода, и выделяемые вслед за Л.В. Черепниным дани — государственный доход с покоренных земель и племен, вне зависимости от их этнической принадлежности.[1261]
В целом можно констатировать тот факт, что в Киевской Руси прямые налоги фактически отсутствовали. То, что в ряде мест дани начали перерождаться в примитивное налогообложение,[1262] было исключением, которое лишь подтверждает общее правило. Оказывается, что для появления прямого обложения как системы нужен внешний толчок. Под 1245 г. Летопись сообщает: «…тех же не по колецех временех осадиша в градех, и сочтоша я в число и начаша на них дань имати».[1263] Здесь речь идет о городском населении, но татарская дань шла со всей земли. «А то си три браты, татарские князи, отчичи и дедичи Подольской земли, а от них заведали втамони а боискаки, приезьдяючи от них утамонъв, имывали ис Подольской земли дань».[1264] «…Коли вси земляне имуть давати дань оу татары»,[1265] значит, первый прямой налог, который выплачивался на западнорусских землях, был связан с платежами в пользу иноземных завоевателей. Соблазнительно было бы вывести дань полностью из татарского ясака. Так, собственно, и поступил М.К. Любавский, вызвав критику со стороны М.В. Довнар-Запольского.
