Русские - [223]

Окуджава — довольно благополучный либеральный поэт и писатель сорока с небольшим лет. Его странная, вызывающая и в высшей степени нестандартная историческая повесть «Глоток свободы» о русских революционерах XIX в., известных под именем «декабристов», рисует этих людей отнюдь не как группу бесстрашных героев (в соответствии со стереотипом советской пропаганды), но, несмотря на привлекательность их демократических порывов, как растерянных и сломленных людей. Таковы и его подпольные песни — лирические и меланхолически отчужденные. Окуджава — ветеран войны, раненный на фронте, создал много песен о грубой и бессмысленной жестокости войны, несомненно идущих вразрез с официальными панегириками. «Не верь войне, мальчишка, не верь — поет он, — она грустна, она грустна, мальчишка, как сапоги тесна. Твои лихие кони не смогут ничего; ты весь, как на ладони, все пули — в одного». Идеологи-догматики неоднократно вызывали Окуджаву для внушений за его «негражданственные» баллады, но он продолжал сочинять их вплоть до июня 1972 г., когда был исключен из рядов коммунистической партии за «антипартийное поведение и отказ осудить публикацию некоторых из его произведений за границей». С этого времени Окуджава стал менее активен.

Несомненно самым популярным бардом в России является Высоцкий — живой, светловолосый, широко известный в стране киноактер и актер либерального московского Театра на Таганке, где я несколько раз видел его выступления. Высоцкий, женатый на французской кинозвезде Марине Влади, стал чем-то вроде идола молодежи. Отбыв в молодости наказание в исправительно-трудовых лагерях, из которых он был освобожден во времена Хрущева, Высоцкий заключил мирное соглашение с режимом, выступая в кино в ролях, призванных воодушевлять патриотически настроенную советскую молодежь: он играет альпинистов, геологов, патриотов, отправляющихся покорять Сибирь. На телевидении или в Театре на Таганке Высоцкий, которому пошел пятый десяток, получил признание исполнением роли Гамлета, главной роли в пьесе Брехта «Жизнь Галилея», роли Печорина в лермонтовском «Герое нашего времени». Высоцкий искусно лавирует, идя своим путем. Пять официально выпущенных пластинок с его записями включают вполне лояльные песни об альпинистах, о дружбе, о героях космоса и о погибших на войне. Даже неофициальный репертуар включает сатирические песни, высмеивающие Бобби Фишера, грубую игру канадских профессиональных хоккеистов или председателя Мао; все эти песни содержат изрядную дозу патриотизма и потому, без всякой опасности для автора, вполне могут исполняться в концертах или на улицах, где толпы советской молодежи распевают их под аккомпанемент гитары. В более узком кругу, особенно в среде артистов, выпивающих вечером после спектакля, он идет на бóльший риск. Один писатель с жаром рассказывал мне о привычке Высоцкого подражать нескладной, неграмотной речи, например, директора завода, расчетливо подыгрывая московской интеллигенции, смотрящей сверху вниз на «наших мужицких боссов». Однако в песнях Высоцкий редко отваживается заходить так далеко. В одной из них, обыгрывающей «неравенство звуков» в музыкальной гамме, высмеивается значение, которое придается соблюдению «табели о рангах» в советском официальном мире. В другой — «Балладе о валютном магазине» — Высоцкий насмехается над культурной элитой, штурмующей специальные магазины, чтобы приобрести на сертификаты ковры, меховые шубы и черную икру, которые нельзя купить на рубли. Есть у Высоцкого песня про некоего «Сережку Фомина», которая представляет собой гневную сатиру на тех, кто во время Второй мировой войны отсиживался в тылу, присваивая себе самые высокие боевые награды:

Я рос, как вся дворовая шпана.

Мы пили водку, пели песни ночью.

И не любили мы Сережку Фомина

За то, что он всегда сосредоточен.

Сидим раз у Сережки Фомина:

Мы у него справляли наши встречи.

И вот о том, что началась война,

Сказал нам Молотов в своей известной речи.

В военкомате мне сказали: «Старина!

Тебе броню дает родной завод «Компрессор».

Я отказался, а Сережку Фомина

Спасал от армии отец его, профессор.

Кровь лью я за тебя, моя страна.

И все же мое сердце негодует.

Кровь лью я за Сережку Фомина,

А он сидит и в ус себе не дует.

Теперь, наверное, он ходит по кинам.

Там хроника про нас перед сеансом.

Сюда б сейчас Сережку Фомина

Чтоб побыл он на фронте, на германском.

Но, наконец, закончилась война.

С плеч сбросили мы словно тонны груза.

Встречаю я Сережку Фомина,

А он — Герой Советского Союза.

Много песен Высоцкого посвящено ужасам лагерной жизни и судьбе штрафных батальонов во время войны. Есть у Высоцкого одна очень смелая «Песня из сумасшедшего дома», в которой рассказывается о травме, нанесенной здоровому человеку, помешенному в психиатрическую больницу, где ему угрожают настоящие психи: «Куда там Достоевскому с записками известными, но это впереди», — поется в песне. Однако Высоцкий, блестящий исполнитель, мастер многозначительных намеков, оставляет открытым вопрос о том, за какие преступления — политические или менее серьезные — людей ссылали в исправительно-трудовые лагеря или помещали в психиатрические больницы. И это лишает остроты его песни. Подобно Окуджаве, он подвергся публичному осуждению и в 1973 г. был обвинен в «получении незаконной прибыли» за то, что во время гастролей в Новокузнецке дал 16 концертов в течение четырех дней, тогда как официально разрешается только один концерт в день. За это Высоцкий был лишен возможности ездить во Францию для встреч с женой и права совместных поездок с ней. Однако, благодаря присущей ему ловкости, Высоцкому всегда удавалось вывернуться. Частично этому способствовала его огромная популярность, частично — лояльность большинства его песен. «Он умен, — заметила одна женщина-журналист. — Ему удается выходить сухим из воды, потому что у него есть чувство меры. Сами кагебисты коллекционируют его песни. Они знают все его лагерные песни. Им нравится блатной воровской жаргон, которым он пользуется, — ведь они сами воры. Высоцкий знает, что можно критиковать отдельные явления, но никогда нельзя критиковать систему, партию и лично задевать хозяев. Его песни — не политические. А вот Галича погубил именно политический характер его песен».