Русские - [213]

Работник одного московского издательства рассказал мне о писателе, которому было предложено убрать оскорбительные намеки из научно-фантастической повести братьев Стругацких, чтобы удовлетворить требования цензуры. Этому человеку, который к тому же был другом авторов, такое задание было отвратительно, но он рассудил, что, вероятно, сделает это более деликатно, чем кто-нибудь другой, чужой и равнодушный. «Нужно было либо вырезать места, неугодные цензуре, либо отказаться от публикации повести, а Стругацким нужны были деньги», — сказал мой собеседник.

Когда я впервые встретился с Юрием Любимовым, главным режиссером Театра на Таганке, он с увлечением перечислил три репетируемых в то время пьесы: театральное ревю Вознесенского «Берегите ваши лица», которое в 70-х годах, после двух представлений, было запрещено цензурой; неортодоксальную пьесу Бориса Можаева о своевольном колхознике, который хочет совершить невероятное — выйти из колхоза, — и над драматургической обработкой сатирической фантазии Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Но ни одна из этих пьес не была допущена к постановке в течение последующих трех сезонов. Мне рассказали, что в Московском Художественном Театре из-за возражений консервативных членов партии, входящих в состав труппы, была задержана постановка интересной и необычной драмы о Пушкине и Николае Первом. Один кинорежиссер в беседе со мной сказал, что, пожалуй, десять-двенадцать отснятых фильмов ежегодно задерживаются цензурой, не говоря уже о многочисленных киносценариях, отклоняемых по политическим соображениям еще до начала съемок. Как я узнал, огромные куски текста, содержащего недопустимые, по мнению сторожевых псов, намеки, вырезались не только из произведений таких либеральных писателей, как Фазиль Искандер, но и из написанного даже признанными консерваторами, вроде Михаила Шолохова. Редакторы консервативного молодежного ежемесячника «Молодая гвардия» не пропускали в печать целые потоки рукописей, откровенно касающихся вопросов секса или распространенных среди молодежи пацифистских настроений и цинизма по поводу службы в армии. Об этом рассказал мне один из бывших редакторов журнала.

На Западе обычно представляют себе дело так, что в издательстве сидит где-то один цензор и выискивает неприемлемые, с его точки зрения, произведения, но русские писатели разъяснили мне, что это — гораздо более сложный процесс. Часто они меньше боятся цензоров, чем своих редакторов, которые, стараясь застраховаться от политических обвинений, как правило, сами осуществляют предварительную цензуру и вырезают опасные, по их мнению, места. Один советский поэт с мировым именем, расстроенный тем, что в газете «Нью-Йорк таймс» одно из его произведений было охарактеризовано как резко антиамериканское, пригласил меня однажды на завтрак и в течение пяти часов объяснял, через какой лабиринт проверок прошло его произведение и как, в результате, наиболее интересные, по его утверждению, места были изъяты, так что получилось чисто пропагандистское произведение. В течение 18 месяцев он впустую обивал пороги Госкомитета по делам печати, Министерства культуры РСФСР, Министерства культуры СССР, райкома партии, идеологического отдела Московского горкома партии, Управления по делам театров при Министерстве культуры, чтобы получить «добро» на свое произведение еще до того, как оно будет передано в Главлит — официальный орган, осуществляющий цензуру. Только в одной из предварительных инстанций, — простонал он, — они внесли 100 изменений — я сам считал, и они обещали мне, что больше изменений не будет. Но это была неправда. В дальнейшем они внесли дополнительные изменения». Однако не от одного писателя слышал я о том, что крупные гонорары, возможность издаваться большим тиражом и получить широкую читательскую аудиторию, загородная дача, поездки за границу и другие подачки заставили склонить голову многих потенциальных «либералов» не меньше, чем свирепость цензуры. Писатели-члены партии, пишущие на патриотические темы, получают, как правило, самые щедрые награды. Вадим Кожевников, автор многих романов, посвященных войне, и шпионских боевиков в духе холодной войны (некоторые из них экранизированы для кино и телевидения) скопил, по общему мнению, миллионное состояние. Другие писатели продавались за значительно меньшее вознаграждение, но материалистический дух 70-х годов оказал влияние на многих. «Кого интересует смелая поэзия, — саркастически заметил один преуспевающий поэт, — если основная забота у всех — занять очередь на «Жигули»? В начале 70-х годов самые разные люди сетовали в личных беседах на то, что либеральные поэты 60-х годов утратили свой пыл: Евтушенко, худощавый, не лишенный личного обаяния человек с оттенком самовлюбленности, превратился в корыстолюбивого певца режима, сочиняющего гражданские стихи в духе преданности и нападающего на китайцев или чилийскую хунту; Рождественский начал писать «ширпотреб» или воспевать героев космоса и грандиозные советские стройки; Вознесенский капитулировал, заглушив звонкий голос своей юности и перейдя к созданию более осторожных, сложных по форме, но беззубых произведений; Ахмадулину перестали печатать вовсе. Такая же судьба постигла многих, например, братьев Стругацких с их политически направленной научно-фантастической прозой или Василия Аксенова, стоявшего во главе молодежной группы прозаиков в начале 60-х годов. Хуже того, как мне неоднократно говорили, действительно интересные произведения, созданные в 70-е годы, были написаны авторами «хрущевского поколения», теперь уже людьми средних лет, тогда как из среды молодого поколения 70-х годов не выделился ни один яркий талант, ни один интересный писатель, который дерзнул бы проявить непослушание и стать достойной сменой старшему поколению. «Чтобы иметь возможность сказать хоть что-нибудь вообще, вы уже должны быть кем-то», — тонко заметил один молодой литературный критик. «Сейчас дерзким молодым писателям ломают хребет еще до того, как они начнут свой путь», — добавил человек постарше. Однажды в личной беседе Вознесенский признался, что никогда не смог бы начать как либеральный поэт и завоевать репутацию такового в консервативной атмосфере 70-х годов.