Русские - [190]

Вспомогательные отряды милиции, брошенные на поимку преступника, получили его фотографию (сделанную по словесному портрету) — красивый, симпатичного вида сильный блондин, питающий, как предупреждали милиционеров, «слабость» к женщинам в красном. В печати об этом не говорилось ни слова, однако я узнал, что сотрудникам редакции одной из газет было сообщено, что семь женщин погибли от ножа этого психопата. И слухи стали распространяться. Ходили разговоры уже не об одном убийце, а о двух, а потом уже о целой банде. Настойчиво говорили о том, что поезд, перевозивший большую группу молодых душевнобольных преступников из одной тюрьмы в другую, сошел с рельсов и 200 заключенных оказались на свободе в Москве. Затем эта цифра выросла до 500. Наконец, 28 октября сотрудники милиции, ранее уклонявшиеся от подтверждения этого факта иностранным корреспондентам, сообщили в личной беседе представителям агентства Рейтер (британское агентство новостей), что арестован молодой человек по подозрению в убийстве 11 женщин (трое были убиты за последние сутки) и что он помещен под наблюдение в психиатрическую больницу. Это сообщение подтвердилось и из других источников. А между тем, в тот же день, стараясь успокоить взбудораженных, впавших в панику москвичей, газета «Вечерняя Москва» поместила выступление заместителя начальника московской милиции Виктора Пашковского. В выступлении говорилось, что за последние десять шей в городе не было совершено никаких серьезных преступлений. Мои русские друзья отнеслись к этому сообщению скептически, настолько возросло их недоверие к официальным заявлениям. Они только насмешливо фыркали в ответ на нелепое утверждение Пашковского. Они-то знали правду — из частных бесед на работе и разговоров со знакомыми работниками милиции. Их скептицизм был настолько велик, что они не поверили и сообщениям западной печати о том, что убийца пойман и опасность миновала. «Возможно, одного и поймали, — сказала пожилая женщина, чья реакция была довольно типична, — но остался еще второй: главного-то ведь не поймали».

Людям на Западе, особенно американцам, которых буквально оглушает поток информации, надо обладать богатым воображением, чтобы представить себе, насколько скудна информация в России. Последние десять лет американцы едва успевали следить за каскадом новостей, непосредственно следующих за происходившими событиями: на телевизионных экранах разыгрывалась трагедия войны во Вьетнаме и драма Уотергейта. Информация, которой обычно лишены русские, обрушивается на американцев Ниагарским водопадом; и это не только секретные сведения, такие, как документы Пентагона или закулисная информация, просочившаяся через Генри Киссинджера, но и экономические данные о последнем повышении индекса потребительских цен или об уровне безработицы, социологическая информация о преступлениях, наркотиках, сексе, результаты опросов общественного мнения о том или ином политическом деятеле, о расовых проблемах, данные о разводах, миграции населения, образовании, а также непрошеная реклама о модах и скидках на товары. В сравнении с этим Россия представляется информационным вакуумом. Строго говоря, это, конечно, не полный вакуум, поскольку в мире науки существует своя информация, а советская печать и библиотеки забиты материалами с бодрыми официальными статистическими данными, которые отражают то, что в одной советской брошюре было без ложной скромности названо «историей беспрецедентного роста и гармонического развития социалистической Родины, проложившей невиданный в истории путь». Такой информации в России хоть отбавляй, а действительно необходимая повседневная бытовая информация строго дозируется скудными порциями, сдерживается (как заметил маркиз де Кюстин, французский аристократ, во время своего путешествия по царской России) легендарной русской одержимостью секретностью. В России секретность превалирует над всем, секретность административная, политическая и общественная, — Кюстин писал это в 1839 г., но это верно и сегодня. Как и их царские предшественники, советские деятели неохотно признают, что у них что-то не в порядке или что-то вышло из-под их контроля, как в случае с авиационными катастрофами или летними пожарами под Москвой. Они чувствуют себя патологически неуверенно и поэтому боятся признания неудач. Возможно, информация о головорезе-убийце скрывалась с тем, чтобы люди не впадали в панику или чтобы не создавать убийцам рекламу, которая может способствовать росту преступности. Но я подозреваю, что все это — явления одного порядка: сокрытие нежелательных фактов, указывающих на определенные упущения и на то, что ростки преступности каким-то образом взошли на здоровой почве советского социализма. Иногда также информация задерживается просто из-за громоздкости бюрократического аппарата, но чаще из-за того, что стоящие у власти (а это могут быть просто мелкие бюрократы) считают, что у простого человека нет даже никакой особой необходимости в информации.

Первый визит президента Никсона в Москву в мае 1972 г. остается для меня примером того, как совершенно беспричинно общественность держат в неведении, причем речь идет не только о вопросах высокой политики, но и о формальной стороне событий. Задолго до поездки Никсона в СССР западная печать пестрела многочисленными сообщениями о предстоящем визите, в то время, как в советской печати было опубликовано лишь одно предварительное сообщение, хотя москвичи были достаточно в курсе дела, наблюдая, как спешно приводился в порядок город, и посмеиваясь по поводу готовящегося большого «книксена» (игра слов: книксен — реверанс). В день приезда Никсона «Нью-Йорк таймс» напечатала карту следования его кортежа из правительственного аэропорта «Внуково» в Кремль. В советской печати этот маршрут не был опубликован. Даже время прибытия президента сохранялось в тайне, и только достаточно проницательные люди догадывались об истинном значении пункта телевизионной программы, туманно название-го: «16.00— международная программа». Тысячи людей воспользовались этим маленьким намеком, чтобы улизнуть с работы и попытаться увидеть первого американского президента, приезжающего в советскую столицу. Но многие просчитались, так как тех сведений, которыми они располагали, было недостаточно. Я сам видел, как толпа примерно из 2000 человек, стоявших в несколько рядов у Манежной площади, вблизи Кремля, все еще продолжала стоять, хотя Никсон в сопровождении кортежа машин уже целых полчаса назад въехал в Кремль через другие ворота, расположенные на расстоянии нескольких кварталов отсюда.