Русские - [173]
В русском народе стремление к миру так же сильно, как и в американском. Однако официальная пропаганда, связанная с темой войны, воспевающая мужество и готовность дать отпор врагу, развернута гораздо шире, чем на Западе. Из-за того, что произошло во Вьетнаме, проблема войны вызывает крайне противоречивые мнения в американском народе, тогда как в Советском Союзе она является неоспоримым объединяющим фактором, служащим для оправдания многих сторон современной политики.
Даже в эпоху разрядки, как противоядие от нее, советское руководство достаточно сознательно черпает из источника, именуемого «Вторая мировая война», поэтому патриотические чувства советских людей никогда не угасают. Неудивительно, например, что многие писатели, которые оказались самыми прыткими в «разоблачении» диссидентов типа Сахарова и Солженицына или в предостережениях по поводу опасности просачивания западной идеологии, подписывали свои письма об этом как ветераны войны. Кинофильмы о шпионах или военные мемуары довольно часто утверждают или косвенно дают понять, что Западу, даже когда он выступает как военный союзник, доверять нельзя. Постоянное изображение России как осажденной врагами крепости служит замаскированным оправданием необходимости по-прежнему призывать молодежь в армию, преподавать военное дело в средних школах, идти на большие военные расходы и требовать от советского человека постоянных жертв, потому что якобы в Америке, ФРГ и других капиталистических странах экономика держится на военной промышленности, которая никогда не позволит сократить расходы на оборону.
Для большинства американцев Вторая мировая война — далекая и ничего не значащая абстракция, чуть ли не глава из древней истории, пьеса, сыгранная на другой сцене. У нас, как у нации, не сохранилась, не вошла в плоть и кровь память о ней, несущая боль и душевные муки европейцам. Мы не можем постичь, какие чувства по отношению к немцам носят в своем сердце французы, поляки или русские, мы не можем прочувствовать эмоциональную силу воздействия военных историй на нынешнее умонастроение этих народов. Наши отношения с Германией определились новой эрой, новыми торговыми связями, новой дипломатией. Американец может, пожалуй, дождливым вечером вытащить альбом с газетными вырезками времен войны или военные медали. Время от времени может появиться новая книга о Потсдаме или фильм о вторжении в Нормандию, но непосредственное ощущение войны ушло. Корея и Вьетнам вытравили из памяти Вторую мировую войну и уменьшили ее значение как элемента национального опыта и фактора современной политики. В этом плане контраст с Россией как нельзя более впечатляющ и несомненен. Отношение к войне у них просто мистическое. В ресторанах или гостиницах, поездах или самолетах совершенно чужие люди могут вдруг, перебивая друг друга, начать рассказывать военные истории, если они обнаруживают, что были сержантами или медсестрами, полковниками или корреспондентами на одном и том же фронте или проходили либо проезжали через один и тот же город или железнодорожный узел во время одних и тех же боев. Те, кто был в ту пору ребенком, с мрачным удовлетворением вспоминают, как выжили они, долгие годы питаясь скудным хлебным пайком в эвакуации — в Ташкенте, в Куйбышеве, на Урале или другом захолустье, вдалеке от родителей, когда гитлеровские армии окружили Ленинград или угрожали Москве. Русские любят принимать участие в ежегодных встречах бывших однополчан, потому что в отличие от политических митингов такие встречи затрагивают настоящие чувства. Само выражение «на фронте» и сегодня, спустя три десятилетия после войны, имеет почти религиозное звучание, и ветераны любят, появляясь на людях, при любом удобном случае надевать свои военные награды. Создается впечатление, что русские буквально понимают лозунг: «Никто не забыт и ничто не забыто». Каждого человека с Запада, приезжающего в Советский Союз, не могут не поразить постоянные перепевы военной темы, рассказы об уничтожении миллионов людей, оправдание войной того факта, что Россия с экономической точки зрения отстает от Запада; иностранца не покидает ощущение, что для советского народа война кончилась только вчера.
Когда вы подъезжаете к Москве по шоссе, ведущему из Шереметьевского аэропорта, вы видите на своем пути памятник, изображающий гигантские противотанковые заграждения — три крестовины, установленные на самых подступах к столице, куда подошли наступающие немцы и откуда русские погнали их вспять. В Одессе экскурсантов водят в катакомбы, где прятались партизаны во время оккупации города немцами и румынами (поскольку Румыния теперь — коммунистическая страна, экскурсоводы соответственно забывают упомянуть, что в прошлом румыны были врагами). В Литве печальная статуя Матери воплощает скорбь маленькой нации, оказавшейся под страшным перекрестным огнем двух мощных армий.
Президент Никсон дважды был в Советском Союзе; и оба раза ему показывали военные мемориалы: первый раз президента возили в Ленинграде на Пискаревское кладбище с его километрами могил, трагически напоминавших о том, какая ужасная цена была заплачена за то, чтобы выдержать 900-дневную осаду города; во второй раз, два года спустя, Никсона возили в Белоруссию, в деревню Хатынь, где построен мемориал с бронзовой статуей мужчины, нежно прижимающего к себе умирающего сына, — напоминание об уничтожении деревни, где нацисты заживо сожгли 149 человек, заподозрив их в помощи партизанам. И так — повсюду. В Европейской части России, на Украине, в Белоруссии или в Прибалтийских республиках вы практически не встретите ни одного города, ни одной деревни, где не было бы своего военного мемориала или пирамидок на могилах, или вечного огня в честь павших на войне. В таких местах, как Северный Кавказ, где нацисты захватили вершину Эльбруса и рвались к нефтяному городу Баку, военный мемориал рассчитан на напоминание о многонациональном составе защитников района — о солидарности русских, украинцев, армян, грузин, карачаев и черкесов. Даже в гостинице для горнолыжников есть специальная комната — военный мемориальный музей. Я также очень хорошо помню и другую экспозицию подобного рода — в древнем городе Пскове. В музее истории мы с Энн, осматривая коллекцию икон, серебряных чаш и кубков царских времен, неожиданно попали в зал с панорамой битвы за Псков в 1944 г., с трофейным немецким оружием, с портретами местных героев, выставкой их наград и пожелтевшими фотографиями, изображавшими казнь через повешение пяти партизан немецкими солдатами. Два человека раскачивались на виселице, а трех остальных подводили к ней. Другая ужасная сцена изображала расстрел десяти человек в простой крестьянской одежде на городской площади, перед лицом женщин и детей, согнанных наблюдать экзекуцию. В стремлении не дать зажить ранам войны было что-то мазохистское.
