Русские патриархи, 1589–1700 гг - [201]

Православные вне границ России политически и в общественном сознании делились на две основные категории: «русских» и «греков», то есть населения древнерусских земель, отошедших к Речи Посполитой (и отчасти к Швеции — но последних еще со времен Филарета жестоко третировали по подозрению в склонности к лютеранской схизме), и православных Востока под властью Османской империи. Напрасно замечательный книжник Арсении Суханов доказывал, что многочисленные православные славяне в турецких пределах, находясь под церковной властью патриарха Константинопольского, во многом ближе россиянам и противостоят «грекам» (тем паче, что паству Иерусалимской, Александрийской и Антиохийской патриархий также в основном составляют не греки, но «жиды и арапы»). Даже публицистический пафос чрезвычайно популярного в Российской державе 1670—1680–х г. киевского «Синопсиса» питался в основном не идеей политического объединения всех православных славян, а — после воссоединения основной части древнерусских земель — мыслью о союзе славянских государств в борьбе с Турцией и Крымом.

В имперской концепции Римского–Корсакова славянской идее не было места. Вопрос о воссоединении древнерусских земель, несмотря на его очевидную незавершенность, Игнатий счел полностью исчерпанным (С. 155):

«В наши лета, с Божией помощью, наипаче распространил царство свое Российское и расточенные отчины царствия Российского храбростью и подвигом своим собрал воедино благочестивый и самодержавный великий государь наш… Алексей Михайловлвич… Малую убо и Белую Россию, от многих лет польским королем похищенную и заблуждающую в прелести латинской, как добрый пастырь от уст зверя исторг и в милости царствия своего благочестиво спас».

Стратегическая задача Святого царства, обеспечивающая его божественной поддержкой и славой, состоит, по Игнатию, в предреченном пророчествами принятии в свое лоно временно покоренных турками «греков» (С. 155—156):

«Так есть, и не может быть иначе — но только что все царство Ромейское, то есть греческое, приклоняется под державу российских царей Романовых… что российский род обладать будет Ромейским, то есть греческим, царствием».

Речь идет, конечно же, не о завоевании, а об «освобождении плененных христиан от безбожных агарян», об объединении православных во Вселенском Христовом царстве:

«Всяко они, греки, как к первовенчанным своим греческим православным царям вскоре прибегнут под державу богохранимых великих государей всея России и обще, яко люди христоименитые, греки и россы, прося Божий помощи, побеждать будут скверного турка!»

С восстановлением креста над св. Софией и власти двуглавого царского орла над Константинополем, как считал Игнатии и ученые греки братья Лихуды, которым дружно вторили политики в Венеции и Вене, сбудется пророчество о возрождении православной империи и российские государи, «всея Вселенный самодержцы по достоянию», станут царствовать над всеми — русскими и греческими — православными «по древнему греческому православному закону» (С. 169—170,183).

Воистину, больше следует опасаться друзей, чем врагов. Патриарх Иоаким, очень тепло относившийся к Игнатию Римскому–Корсакову и доверявший ему многие важные поручения, даже в кошмарном сне не желал бы представить такую картину! Мало того, что среди восточных патриархов, которые должны были сойтись на торжественную службу в св. Софию, он был по чину последним. Мало того, что «греки» полезны были ему для придания внешней авторитетности тем или иным решениям, но в качестве нищих просителей и совершенно не устраивали как равные и тем паче «учителя веры» (как они гордо самоименовались) для него лично. Все эти предполагаемые добрые подданные были для Иоакима иноземцами — потенциальным рассадником ересей и крамолы; языки их были незнаемыми (значение греческого только декларировалось при патриаршем дворе), страны их — чужедальними. Путь к ним шел через страшнейший бич Божий — дорогами военными. Словом, патриарх мог бы воскликнуть словами современной нам песни: «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна!»

Нельзя отрицать, что выдающаяся роль православного царства в сочинениях друга Игнатия импонировала Иоакиму, но вот выводы… Далеко не случайно патриаршие летописцы сделали упор на другие аспекты державной формулы, основательно исследовав исторические корни российского самодержавия. Космополитическая идея вселенского православия замечательно выглядела в теории, где мало кто мог достичь высот Римского–Корсакова, глубокого знатока классических языков и античной литературы, автора первой русской ученой монографии, с помощью целой библиотеки латинских и греческих авторов (более 65 названии) доказавшего происхождение своего рода от Геракла через римских консулов Фабиев [313]. Однако на практике размывание национальных корней импонировало весьма немногим.

Ведь с точки зрения вселенского содержания, коим православие царства наполняло, в определении Игнатия, понятие Российское, воины киевского князя Святослава оказываются у Римского–Корсакова «скифами, с болгары совокупившимися» против благочестивого царя Иоанна Цимисхия. Именно православный византийский император справедливо получает против них помощь Богородицы и св. Феодора Стратилата. Именно его благочестие «вражию сотое силу», а «нечестивые варвары» — родные наши барсы–дружинники — «преславною побеждены были победою» (С. 177).