Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты - [25]

На этом фоне в условиях Тридцатилетней войны наметился курс на сближение России со Швецией. К концу 1620-х гг. первый период Тридцатилетней войны закончился победой габсбургско-католического блока, членом которого была Польша. Это грозило Густаву Адольфу утратой не только господства на Балтике, но и короны. Поэтому он стал одним из организаторов антигабсбургской коалиции, и Русское государство занимало важное место в его планах. Шведское правительство было заинтересовано в укреплении отношений с Россией, и в 1629-1633 гг. эти отношения приблизились в форме военно-политического союза.

Русское правительство не хотело активно вмешиваться в решение сложных проблем европейской политики, но оказало поддержку антигабсбургскому блоку предоставлением стратегического сырья (селитры, смолы, пеньки) и хлеба по низким ценам.

Переговоры о поставках русского зерна в Швецию велись с конца 1620-х гг. Активное участие в переговорах и торговых операциях принимал знавший русский язык остзейский предприниматель Юхан Мёллер. В 1631 г. он был назначен первым торгово-дипломатическим представителем (резидентом) шведского короля при царском дворе. Он пользовался доверием русского правительства, в русской столице жил на широкую ногу и был щедр на взятки.

Его короткое пребывание в русской столице было довольно результативным. Его заслуга есть в том, что шведам удалось закупить в России зерно по низким ценам. Он вел переговоры о закупках русским правительством оружия в Швеции и приглашении в Россию шведских мастеров для первых русских железоделательных и оружейных заводов.

В августе 1632 г. Юхан Мёллер умер, и обязанности шведского резидента в Москве стала выполнять его вдова Катарина Стопиа — первая шведская женщина-дипломат. В начале 1633 г. она получила официальные полномочия и была назначена Государственным советом представлять шведские интересы в России.

Катарина Стопиа успешно завершила переговоры, которые начал еще ее муж, и приступила к выполнению других поручений правительства. Ее письма к королю и в Государственный совет показывают женщину, которая бесстрашно ведет переговоры об экспорте зерна из России, об импорте шведского оружия, об открытии торгового пути через Россию в Персию. Она внимательно следит за развитием отношений между Россией и Польшей и посылает в Стокгольм подробные отчеты о военных действиях под Смоленском и состоянии русской армии. В наследство от мужа ей достались доверительные отношения с одним из высших должностных лиц в стране боярином Иваном Борисовичем Черкасским, которые ей удалось сохранить.

Но уже весной 1634 г. положение Катрины в Москве сильно осложнилось. Во-первых, она попала в довольно сложную финансовую ситуацию из-за долгов, которые достались ей в наследство от мужа. Во-вторых, шведская резиденция в Москве была разграблена. Преемник Катрины Петер Крусебёрн в сентябре 1634 г. писал, что шведский двор со всеми секретными документами был не только захвачен и разрушен, но и «сожжен дотла». Впоследствии ее сын Арендт Мёллер писал, что по приказу великого князя русские солдаты ворвались на шведский двор и проникли в подвал, где хранились ценности, и полностью его ограбили.

Не ясно, что послужило причиной этого инцидента. Возможно, что это был ответ на действия шведской администрации и таможенных властей в отношении русских торговых людей в Швеции и ее прибалтийских владениях. В Российском государственном архиве древних актов сохранилось множество так называемых «обидных дел», в которых русские купцы жалуются своему правительству на «насильства», чинимые над ними шведскими властями. При этом они отмечают, что «При короле Густаве была повольность в торговом деле во всем, и шкоты (вреда. — Г. К.) никоторые нам ни в чем не было».

Не исключено, что этот инцидент мог быть связан также с охлаждением в русско-шведских отношениях, наступившим после того, как идея русско-шведского союза рухнула вместе с гибелью его главного инициатора Густава II Адольфа в сражении при Лютцене 6 ноября 1632 г. Это охлаждение первыми ощутили дипломаты. Так шведского посланника Ханса Беренсона, прибывшего в Москву в июне 1633 г., ожидали довольно суровые условия размещения. Приставу при шведском посольстве был дан приказ никого не выпускать со двора и следить за тем, чтобы ни иноземцы, ни русские «не подходили и не разговаривали с ними ни о чем».

Посольство Б.И. Пушкина, направленное в августе в Стокгольм для подписания союзного договора, встретило самый холодный прием при королевском дворе и после напряженных, но совершенно бесплодных переговоров ни с чем вернулось в Москву. Такой исход переговоров послужил одной из предпосылок поражения русской армии в Смоленской войне.

Охлаждение между Москвой и Стокгольмом усилилось после смерти в октябре 1633 г. еще одного активного сторонника русско-шведского союза против Польши — патриарха Филарета. Шведские послы, прибывшие в Москву в июле 1634 г., услышали только упреки в адрес своего правительства. В том же году русское правительство прекратило поставки хлеба в Швецию и не возобновило их, несмотря на неоднократные просьбы шведской стороны. Зная об этом, можно предположить, что разгром шведского двора был своего рода акцией возмездия за непоследовательность и неискренность шведской политики в отношении России. Катарина сообщила об этом инциденте в Стокгольм и выразила надежду, что правительство не оставит ее на произвол судьбы в чужой стране, примет меры по взысканию с великого князя компенсации за причиненный ущерб и пожалует ей два поместья в Ингерманландии.