С глубокой древности войны и торговля связали Русь и Швецию. При этом сотрудничество в экономической, культурной, политической, а порой и военной сферах тесно переплеталось с соперничеством, а контакты с конфликтами.
В их совместной истории было немало войн и военно-политических конфликтов, настороженности и недоверия. Но отношения между ними никогда не отличались ожесточением, религиозной или национальной враждой или нетерпимостью.
Как отметил видный историк русского зарубежья Е.Ф. Шмурло, «продвигаясь к Балтийскому морю, Россия встретила на своем пути сопротивление, главным образом, со стороны Швеции; но так как на этом море она искала одни только гавани, свободный выход, то отношения к этому противнику сложились у нее иначе, чем к Польше: спор шел только о территории, о политическом преобладании, на духовные же ценности соперника ни та, ни другая сторона не посягали: ни Швеция не думала о завоевании России, ни России не нужна была Швеция. Поэтому в их столкновениях больше спокойствия и терпимости, нет едкого чувства злобы и обиды, какая выросла у поляков и русских на почве религиозной распри и отстаивания национальной самобытности, породив обидные клички: «лях» для одних, «москаль» для других».
Даже в годы самой масштабной и кровопролитной русско-шведской войны Петр I писал: «Хотя Мы сию войну с короною шведскою ради государственного интереса и резона имеем, однако же партикулярной противности к тому народу никакой не имели, но наипаче оной за военный почитали».
А последняя русско-шведская война 1808 — 1809 гг., сыгравшая заметную роль в формировании государственности и национального самосознания финнов, носила довольно щадящий характер, что позволило свести к минимуму жертвы среди мирного населения и избежать разорения территорий. Не случайно некоторые финские историки иногда называют ее «Прекрасной войной» (Mainio sota).
Рубеж XIX — XX вв. был в России временем увлечения странами Северной Европы, прежде всего Швецией. Происходившие в ней процессы индустриализации, демократизации, модернизации духовной и художественной жизни воспринимались как «прорыв в современность». Россияне стремились заимствовать у шведов их достижения в области техники, лесоводства, сельского хозяйства, лечебной гимнастики, призрения бедных. Генерал А.А. Игнатьев, побывавший в Швеции в 1908 г., вспоминал, что ему «пришлось не только испытать чувство зависти, но и построить в голове целый план подражания шведской культуре для исцеления своей родины от самой страшной ее болезни — бездорожья».
В начале XX века восхищение Швецией достигло высшей точки, сформировалось представление об особой роли скандинавов в становлении Древнерусского государства. «Для нас священная навеки/страна, ты помнишь ли, скажи,/тот день, как из Варягов в Греки/пошли суровые мужи?» — писал в 1917 г. Николай Гумилев и тут же задавался вопросом: «И неужель твой ветер свежий/ вотще к нам в уши сладко выл,/ к Руси славянской, печенежьей/ вотще твой Рюрик приходил?»
В послевоенный период представления советских людей о Швеции во многом были мифологическими: в Швеции все богаты, даже безработные, у шведов сухой закон, и за воровство отрубают руку, там произошла сексуальная революция, а потому существует полная свобода половых отношений.
Для многих советской людей Швеция долгое время была маяком победоносной социал-демократии, символом торжества новой прогрессивной идеологии, воплощением третьего пути между капитализмом и дискредитировавшим себя коммунизмом.
Возрождение интереса к Швеции в России на рубеже XX и XXI вв. объясняется не только ее географической близостью, а также развитием экономического сотрудничества и культурного обмена, но и тем, что многим россиянам, уставшим от экономической и политической нестабильности, разгула преступности, коррупции, неэффективности системы социальной защиты, Швеция представляется образцом для подражания и землей обетованной, где торжествуют принципы равенства, взаимовыручки, сотрудничества и безопасности для всех.
Героиня рассказа Натальи Толстой «Праздник Средневековья» решила изучать шведский язык, полагая, что он «откроет ей окно в чудесный мир, где живут умные, красивые и добрые люди. Состарившись, они ничем не болеют и путешествуют по всему миру. Там нет очередей, нет убожества и хамства».
Особое внимание российской прессы этого времени привлекали кооперативное и фермерское движение, молодежная политика, опыт решения социальных и экологических проблем в Швеции. Популярной стала мысль о возможности использования «шведской модели» в деле построения новой России, тем более что одним из ключевых советников кремлёвских реформаторов во время президентства Бориса Ельцина был известный шведский экономист Андерс Ослунд, прописавший России «шоковую терапию». В возможность этого, кажется, поверили и шведы. Так в 1999 г. министр экономики Швеции Лейф Пагроцкий заявил, что шведы намерены «содействовать развитию России по пути демократического правового государства с эффективной системой управления и рыночной экономикой».