Русские беседы: лица и ситуации - [92]

.

Поясняя свое расхождение как со взглядами Ф. Д. Самарина, так и конституционалистов, видевших в мнении меньшинства общеземского съезда 6–9 ноября 1904 г. стремление лишь к законосовещательному органу, Шипов писал:

«Такое неправильное заключение могло иметь место только в силу того, что наши оппоненты совершенно неверно понимали или, скорее даже, оставляли вовсе без внимания основную мысль изложенного в брошюре проекта и оценивали формулированные в ней положения исключительно с правовой точки зрения, усвоенной конституционалистами для определения основы в отношениях между верховной властью и народным представительством. […] Конституционалисты признают возможным организовать взаимодействие власти и представительного учреждения, лишь обеспечив его правовыми нормами и гарантиями, а мы полагаем, что это взаимодействие принципиально правильнее и целесообразнее создать на основе моральной солидарности власти с народным представительством. Исходя из этого убеждения, мы признаем невероятным, чтобы верховная власть, раз народное представительство будет существовать как постоянно действующее учреждение, могла что-либо предпринять вопреки голосу представителей народной мысли и народной совести, так как в этом случае она прежде всего не могла бы сохранить необходимый ей авторитет, и в то же время признаем, что моральная основа государственного строя может скорее обеспечить ей доброжелательное и спокойное развитие государственной жизни, чем идея правовая, всегда носящая в себе семена политической борьбы. Ни в заключительных положениях нашего проекта, ни в предпосланных им в брошюре соображениях, нигде не говорится ни о совещательном характере народного представительства, ни о сохранении абсолютизма государственной власти. Второе положение проекта хотя и указывает в начале, что «народное представительство не должно иметь характера парламентаризма с целью ограничения царской власти», но тут же говорится далее, что оно «должно служить органом выражения народного мнения для создания и сохранения всегда тесного единения и живого общения царя с народом». Само собой представляется понятным, что не может быть речи о тесном единении власти с народным представительством, если допустить предположение, что верховная власть может не считаться с голосом народного представительства. Разномыслие и разногласие между сущностью нашего проекта с его пониманием и характеристикой нашими оппонентами коренились, несомненно, в различиях наших миросозерцаний, в различиях нашего понимания смысла человеческой жизни, как личной, так и общественной»[534].

При этом если представления о должном строе изменялись у Шипова незначительно, оценка реальных возможностей серьезно эволюционировала – вплоть до 1904–1905 гг. он полагал действительным стремиться к «возвращению» самодержавия к его истине, ликвидации бюрократического строя и переходу к согласию «царя с народом» в мире без политической борьбы и без абсолютизации права, поскольку «право само по себе не имеет абсолютного значения и содержания. В каждый период исторической жизни понимание сущности права находится в тесной связи со степенью развития современного нравственного сознания общества. То, что признавалось правильным и узаконялось правовыми нормами в прежнее, пережитое человечеством время, с ростом его духовного сознания представляется уже нередко преступным. Так, например, рабство и крепостная зависимость людей не возмущали прежде человеческой совести, и эти явления в течение продолжительного времени не вступали в противоречие с современным им пониманием права и подтверждались действовавшими законами. И в настоящее время современному пониманию права не противоречат установленные жизнью право собственности на землю и капиталистический строй промышленности, но, несомненно, при дальнейшем развитии духовной сущности человека и более глубоком уяснении людьми требований высшей правды, право собственности на землю и капиталистический строй должны будут уступить место иным порядкам и эта перемена не может не отразиться на содержании и понимании идеи права. Право всегда стремится подойти возможно ближе к требованиям высшей правды, уясняемым постепенно и последовательно человеческой совестью; оно является всегда отражением эволюции нравственного, религиозного сознания человечества. Право – начало временное, юридическое и служит выражением современного сознания человечеством начала вечного, нравственного закона, предуказываемого Божественным Разумом. Рассматривая правовое начало с этой точки зрения, нельзя не признать необходимым, чтобы правовые нормы, устанавливаемые государством, не отставали от роста общественного сознания, находились всегда в соответствии с выясняющимися требованиями высшей правды и справедливости и содействовали тем дальнейшему воспитанию духа личности и общества[535].

Однако ход вещей привел к тому, что возможность подобной эволюции оказалась временно исчерпанной – конституционный порядок стал реальностью и при этом той ценностью, которая противостояла прежнему абсолютизму и попыткам вернуться к нему. Оценивая Манифест 17 октября 1905 г. и опубликованный одновременно с ним Высочайший доклад гр. С. Ю. Витте, Шипов писал: