Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология) - [31]

К Ахматовой вплывала

Подруга налегке,

Откинув покрывало

И с дудочкой в руке.

... Но времена другие,

И век-прелюбодей

Явил в обход богини

Побочных дочерей.

Внезапный жребий выпал

Скопленью новых муз.

Рекламы. Шоу. Клипы.

Низкопородный вкус.

Лихие переплеты

Прельстительно блестят.

Страшилки. Анекдоты.

Блудливый хит-парад.

Столетье быстро мчится,

Скрипит земная ось.

Античным чаровницам

Подвинуться пришлось.

Раскрученное ныне

На шумном вираже

Едва ли Мнемозине

Пришлось бы по душе.

Мы вынужденно терпим.

Утраченного жаль...

Урания! Эвтерпа!

Воспрянуть не пора ль?

Я. Хелемский

Для современного общественного сознания в большой степени характерна ориентация на американские социокультурные модели, поэтому в речевое употребление вошло много англицизмов, даже имеющих русские эквиваленты: "стагнация" (застой), "рэкет" (вымогательство), "маркетинг" (торговля), "конверсия" (преобразование), "имидж" (образ), "презентация" (представление)28 и т. п. Безвкусица и псевдокультурность этой лексики многократно высмеивалась юмористами - напр.:

Путаны. Рэкетиры. Рокеры.

На плейере - кассетный триллер.

Где киллер взял на мушку брокера

И долларов лишился диллер

Я. Хелемский.

Специфическая функция заимствованных слов - стилистическое повышение ранга слова, оттенок "респектабельности". Поэтому они могут выступать в роли эвфемизмов. Такова лексика сексуальной сферы: "интимные отношения", "девушки без комплексов", "спонсор" (богатый любовник), "селадон" и т. п.29 Вот более интересный случай:

Энрике было восемь лет всего,

когда его отец - лингвист и бабник

(что по-испански мягче - "мухерьего",

поскольку нет в испанском слова "баба",

а только слово "женщина" - "мухер")

-расстался с его матерью, женился

на женщине, чей муж был не лингвист,

а дипломат, но тоже "мухерьего",

и за торговца мебелью старинной,

как ни фатально, "мухерьего" тоже,

с отчаянья поспешно вышла мать

Е.А. Евтушенко. Голубь в Сантьяго

Эвфемизм приходит на смену вульгаризму, не замещая его; а функционируя рядом с ним как реалия, элемент "местного колорита".

Аналогичный и весьма колоритный пример встречается у Г. Гейне: от вожатого сбегает ручной медведь, и вожатый обрушивает свою ярость на медведицу:

Бьет ее и называет

Королевою Христиной,

Доньей Муньос,

проституткой

Г. Гейне. Атта Тролль

Конечно, последнее слово здесь необязательно - смысл авторского сарказма ясен и без того. Эффект в данном случае состоит не в иностранных -для Гейне и его немецких читателей - именах, а в высоком социальном статусе упомянутых особ и, в еще большей степени, в употреблении как "нарицательных" имен, не являющихся таковыми. Когда, напр., Екатерину II называют Мессалиной, это в порядке вещей, значительно оригинальнее было бы назвать падшую женщину Екатериной Великой.

Иноязычные слова могут быть эвфемизмами и несексуального характера напр., "ябеда" - т.е. жалоба - "корреспонденция" (в пьесе А.М. Горького "Варвары"), "доносчик" - "филер" (или каламбурный вариант "Науходоносор"), "гадюшник" - "террариум" или "серпенталий" (о коллективе), "рак" - "канцер"; "смерть" - "летальный исход" или "финал"; биологические названия половых органов; "слабоумие" - "клиника" (синекдоха). Зюганов о Ельцине в связи со смещением Степашина: "Это уже клиника".

Иноязычные слова бывают и дисфемизмами напр., "дрянь" (бездарное произведение) - "порнография"; "показуха" - "эксгибиционизм" (особенно о фарисействе - демонстративной религиозности).

У какого-нибудь неприглядного явления могут быть иноязычные наименования, из которых лишь одно эвфемистично - причем по отношению не только к денотату, но и ко второму названию:

Татьяна. Шишкину не понравилось, что Прохоров антисемит (...)

Петр. Ну, да! Тебе это нравится. Ты же совершенно лишен чувства уважения к чужим взглядам ... Дикие люди! (реплика обращена не к Татьяне А. Ф.)

Нил. Постой! Ты сам-то разве склонен юдофоба уважать?

А.М. Горький. Мещане

"Антисемит" и "юдофоб" - не просто синонимичные иноязычные слова. Первое из них более "пристойно", второе - резко и откровенно.

Наконец, иноязычные слова бывают псевдоэвфемизмами, как в песне талантливого барда А. Непомнящего "Автостопная 2":

Патронов нет. Макабры с косами стоят.

Смеются молча, и во тьме костьми трясут.

Непомнящий иронически обыгрывает знаменитую фразу из "Неуловимых мстителей" (и, впрочем, не менее знаменитой песни "Любэ") "Мертвые с косами стоят". Макабров, по-видимому, следует понимать как русский аналог (грамматическую кальку) мертвых, т.е. субстантивированного прилагательного (в роли чистого существительного уместнее было бы слово кадавры мертвецы). Иностранное слово в данном случае, разумеется, употреблено не из "суеверия" - вместо более "откровенного" русского. Галлицизм предельно заостряет и без того гротескный образ, иностранное звучание подчеркивает его уродство и безжизненность.

Иноязычные слова могут использоваться в качестве не только эвфемизмов, но и приближаться к дисфемизмам - о "Ромео и Джульетте": "Вы помните эту пьеску, Ильич? Вы ее интерпретировали на сцене нашего театра" (Н. Коляда. Курица). Это говорит провинциальная актриса - циничная, талантливая, знающая себе цену и безгранично презирающая свой захолустный театр и всё, что с ним связано. Ее ироническое замечание адресовано бездарному и претенциозному главному режиссеру. Мы не знаем, как он "интерпретировал" "Ромео и Джульетту", но не заблуждаемся на этот счет.