В третьем моем сне передо мною неожиданно вспыхнула яркая лампочка, мгновенно ослепив меня, давно привыкшего к темноте, и какая-то высохшая морщинистая рука, вся сплошь испещренная жилами, сунула в мои руки алюминиевую миску с какой-то баландой, которую я, как собака, стал с жадностью пожирать, чавкая и торопясь, как голодный.
Я подумал, проснувшись, может, мне и вправду снился «собачий» сон? Но уж больно как-то всё перепутано было, ведь я чувствовал себя не животным, но образ жизни подобно животному. И на что я еще обратил внимание, когда лампочка потухла: в моей темнице не было двери, те же старые высохшие руки неторопливо заложили единственный отвор в моё жилище досками. Затем я отчетливо услышал шум какого-то массивного предмета, передвигаемого снаружи. Потом всё стихло, и погас свет в щелях между досками. И опять мой разум захлебнулся отчаянием, а сердце в очередной раз разорвалось на ошметки.
Конечно же, видеть такие сны было непереносимо. Но я почему-то упорно не хотел относить всё увиденное во сне к моему новому жилищу. «Усталость, просто усталость и нервотрепка», — был убежден я, но следующие сны будто нарочно пытались мне доказать обратное.
Новый сон, и в этот раз опять та же алюминиевая миска с зарубкой на краю.
Почему-то именно эта зарубка мне врезалась в глаза. Глубокая, будто выпиленная крупным треугольным напильником. Нет, вру, две зарубки. Рядом была еще одна, но не такая глубокая. Какая-то метка? Может, и метка. Я её вижу четко. И опять морщинистая рука уходит, доски закладываются, свет гаснет, я один. Это было непереносимо. Но я, повторюсь, упорно не хотел связывать свои кошмары с новым домом — уж больно нравилось мне место, и я уже так ясно видел, где настелю открытую террасу (за душем, на всхолмке), где срублю баньку, где посажу еще несколько фруктовых деревьев: один из наших рабочих уже пообещал мне саженцы ароматной груши, плодоносящей у него каждый год обильно и постоянно.
Однако самое страшное оказалось наяву. Когда я начал приводить в порядок дом, в одной из кухонных тумбочек я обнаружил алюминиевую миску с двумя зарубками на краю! Это привело меня в шок. Миска была немытая, с засохшими остатками какой-то недоеденной каши. Но это была та миска! Я бы её узнал из тысячи других! Она будто впечаталась в мое сознание. Спутать её с какой-либо другой было просто невозможно. Тогда я задумался. Выходит, направление мыслей моих было неправильным. Что-то будто упорно навязывало мне эти сны, и сны эти, как оказалось, были напрямую связаны с домом, в котором я оставался ночевать, а не с передрягами на службе, как я пытался себе внушить. И найденная мною на кухне алюминиевая миска с двумя зарубками, как две капли воды похожая на миску из моих снов, будто подтверждала это. Но тогда к чему все эти сны? О чем они говорили? На что настойчиво указывали?
Я был в растерянности, но постепенно собрался с духом и решил проанализировать всё по-новому. И простая логика привела меня к необычному решению: я должен был отыскать подземелье, которое каждую ночь навязчиво представлялось мне. Естественно, оно должно было находиться в каком-то подполье. В доме я знал только один такой подвал — на кухне. К стыду своему признаться, за неделю, которую я ночевал в новом доме, я так и не удосужился его осмотреть, не знаю даже почему. Хотя осмотреть был обязан: в дальнейшем, где как не в том подвале, мне пришлось бы наверняка хранить осенний урожай и консервацию. И я спустился в погреб, несмотря на ужасный запах, который вырвался оттуда сразу же, как только я открыл люк. Здесь было подведено освещение, и лампочка сразу вспыхнула, как только я её включил.
Что вам сказать о подвале? Неглубокий, узковатый: два — на два, но больший тут, наверное, и не нужен. Несколько стеллажей, какой-то пенал, ворох старых рваных одеял, которыми, наверное, накрывали картошку в стужу, и несколько сломанных ящиков, в которых лежали остатки гнилых овощей, которые, скорее всего, и издавали непереносимое зловоние. Ничего интересного: полки пусты, ящики опустошены, но было бы удивительно, если бы родственники умершей оставили мне еще и консервацию или банки.
Я разочарованно собрался было обратно, как вдруг заметил на верхней полке пенала несколько пыльных журналов. Страстный библиофил, я тут же спустился с лестницы, в надежде обнаружить какой-нибудь ценный экземпляр, но и здесь мне не повезло: газеты были мало любопытны, журналы, не стоящие внимания. Но за пеналом — поверите ли вы? — я вдруг увидел доски. Обыкновенные грубые доски, создающие как бы стенку. Но и во сне я видел стену из досок! Неужто та! Я не допускал и мысли! И сразу же стал отодвигать пенал, а отодвинув, почувствовал, как часто заколотилось моё сердце: я сплю или не сплю?
Между досками оказались щели, достаточные, чтобы просунуть в них пальцы. Доски держались слабо, видно, их часто отрывали от бруса, я без труда выдрал одну на уровне груди и — ужаснулся — за досками была темнота! Ниша неопределенных размеров. Здесь тоже стояло зловоние, источник которого сразу я установить не мог. Наверняка такие же гнилые овощи.