Русская литература: страсть и власть - [149]
Проблема в том, что одним из самых влиятельных текстов русского модернизма оказалась «Краткая повесть об антихристе» Владимира Сергеевича Соловьева, в которой высказывается мысль о скором покорении России и в целом Европы восточными ордами. За свое национальное чванство, за гордыню, за огосударствление русская церковь будет наказана и православие в целом будет наказано тем, что третий мир будет стерт с лица земли, а уж четвертому – не быть, говорит Соловьев в стихотворении «Панмонголизм», которое дало Блоку в «Скифах» его знаменитый, но неточный эпиграф «Панмонголизм! Хоть имя дико, / Но мне ласкает слух оно».
Когда бушует Русско-японская война и Россия принимает свое хоть и не самое значительное, но самое, наверное, символическое поражение, идея азиатчины проникает во многие сердца. И Белый в 1915 году, когда заканчивает «Петербург», остро чувствует, что возмездие грядет и что это возмездие справедливо. Петербург – город, обреченный западной утопией, которую надо смыть, которую надо уничтожить, и тогда под красным знаменем грядет Христос (солнце – в черновиках). Но Христос может победить только вместе с нашествием нового варварства, потому что Петербург предал христианскую идею, потому что Петербург превратился в Византию. Петербург для Белого – крайне мрачный символ, крайне отталкивающий по трем причинам. Во-первых, это город больной, лихорадочный, город-галлюцинация, окаменевший сон. Это носитель больной мечты Петра, символ государства, причем государства авторитарного, абсолютистского, совершено безжалостного к человеку.
Одна из главных дискуссий в России начала двадцатого века развернулась между Мережковским и Розановым по поводу статьи Розанова, напечатанной под псевдонимом Варварин, о памятнике Александру III скульптора Павла Трубецкого. Помните классическую эпиграмму: «Стоит комод, / На комоде – бегемот, / На бегемоте – обормот…»? Розанов пишет: «Монумент Трубецкого, – единственный в мире по всем подробностям, по всем частностям, – есть именно наш русский монумент», а «Медный всадник» – это утопия, это мечта. России нужна вот эта уютная лошадь, нам нужна широкая ватная спина, широкая задница, нам нужен конь, похожий на комод. И Мережковский в статье «Свинья матушка» в ужасе возражает ему: как же надо ненавидеть Россию, если символом ее вы считаете не «Медного всадника», а эту медную свинью! Но для Розанова символ выглядит именно так, и главная русская дихотомия – это дихотомия двух конных памятников.
Иную, третью концепцию, в каком-то смысле снимающую эту дихотомию, предлагает Белый. Смысл ее в том, что Россия упирается в землю двумя копытами задними, а два передних копыта занесены над бездной; в таком положении страна неустойчива, и рано или поздно эта неустойчивая конструкция обречена рухнуть. Обречена рухнуть империя Петра, под натиском Востока должен рухнуть Запад. Прав был Леонид Долгополов, замечательный интерпретатор «Петербурга»: роман Белого написан о конце петербургского периода русской истории, это роман о конце европейского периода русской истории.
Беда только, одного все не угадали. Если бы двадцатый век, как пророчествовал Соловьев, действительно прошел под знаком Азии, это было бы полбеды. Если бы двадцатый век прошел под знаком варварского завоевания, это бы тоже ничего. Но Россия погибла не от Востока, Россия погибла от себя, от своей двойственности. Конь погиб не от варваров, он погиб от энтропии, он был погублен тем, что хуже любой диктатуры, – а именно духом распада, гнилости, вялости. И Белый о том догадывается: Николай Аполлонович сочетает в себе мрамор и лягушачью слизь, и побеждает лягушачья слизь. Соловьев думал о России слишком хорошо, Белый думал несколько трезвее, пророчество Соловьева несколько скорректировано. Петр I, носитель льда, что проникает во все поры Дудкина, во все кости дудкинского тела, побежден петербургской моросью, петербургской сыростью, петербургской гнилью.
Что еще мне кажется важным в этом романе подчеркнуть. «Петербург» имеет две редакции, это общеизвестно: так называемую большую, которая больше на треть, которая была напечатана в 1915 году в альманахе «Сирин», издаваемом купцом-меценатом Михаилом Ивановичем Терещенко, и которая сравнительно недавно вышла в серии «Литературные памятники». Так вот, в одном и том же номере «Сирина» начато печатание «Петербурга» (вступление и первые две главы) и блоковская «Роза и крест».
Первая публикация прошла почти незамеченной, и шеститысячный тираж долго оставался нераспроданным; потом роман вырезали из альманаха и сброшюровали отдельным изданием. Павел Антокольский вспоминает, что это было главное для него впечатление тогдашней литературы. Но таких, как Антокольский, было немного, книга не имела того резонанса, на который рассчитывали. Белый сдал рукопись, не перечитывая (страшно торопился), и, перечитав публикацию, остался очень недоволен. Блоку роман понравился. Он писал: «Я увидел в этой книге свою поэму», – Блок работал тогда над «Возмездием» и увидел в романе Белого то самое возмездие, которое уничтожает русский византизм, свою страшную, кондовую, избяную, толстозадую Русь.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знаменитая лекция Быкова, всколыхнувшая общественное мнение. «Аркадий Гайдар – человек, который во многих отношениях придумал тот облик Советской власти, который мы знаем. Не кровавый облик, не грозный, а добрый, отеческий, заботливый. Я не говорю уже о том, что Гайдар действительно великий стилист, замечательный человек и, пожалуй, одна из самых притягательных фигур во всей советской литературе».
«Как Бунин умудряется сопрячь прозу и стихи, всякая ли тема выдерживает этот жанр, как построен поздний Бунин и о чем он…Вспоминая любимые тексты, которые были для нас примером небывалой эротической откровенности»…
«Нам, скромным школьным учителям, гораздо приличнее и привычнее аудитория класса для разговора о русской классике, и вообще, честно вам сказать, собираясь сюда и узнав, что это Большой зал, а не Малый, я несколько заробел. Но тут же по привычке утешился цитатой из Маяковского: «Хер цена этому дому Герцена» – и понял, что все не так страшно. Вообще удивительна эта способность Маяковского какими-то цитатами, словами, приемами по-прежнему утешать страждущее человечество. При том, что, казалось бы, эпоха Маяковского ушла безвозвратно, сам он большинством современников, а уж тем более, потомков, благополучно похоронен, и даже главным аргументом против любых социальных преобразований стало его самоубийство, которое сделалось если не главным фактом его биографии, то главным его произведением…».
Смерть Лермонтова – одна из главных загадок русской литературы. Дмитрий Быков излагает свою версию причины дуэли, объясняет самоубийственную стратегию Лермонтова и рассказывает, как ангельские звуки его поэзии сочетались с тем адом, который он всегда носил в душе.