Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [197]
Рассматривался на Предсоборном Совете и вопрос об устройстве церковного суда. Согласно мнению членов IV отдела, обсуждавших вопрос о суде, последний должен был иметь несколько инстанций. Благочиннический округ, предлагали члены Предсоборного Совета, избирает в благочиннический суд трех клириков, из которых не менее двух – в пресвитерском сане, и двух мирян. В свою очередь, епархия избирает в епархиальный (консисторский) суд пять клириков, из которых не менее трех – пресвитеры, и двух мирян. Область (митрополичий округ) избирает в церковно-областной суд трех архиереев, четырех клириков (среди которых не менее трех пресвитеров) и четырех мирян. Поместный Собор – высшая церковная апелляционная и судебная инстанция – избирает в высший церковный суд (синодальный) трех епископов, трех клириков (из которых не менее двух – пресвитеры) и двух мирян[1064]. Таким образом, в церковном суде оказывалось возможным защищать интересы как клириков, так и мирян, а в случае несогласия с решением обвиненный в каких-либо церковных преступлениях (или проступках) мог искать справедливости в суде более высокой инстанции.
Понятно, что разговор о суде предполагал и рассмотрение вопроса о преступлениях, караемых Церковью. Церковным преступлением, указывалось в проекте церковно-карательного устава, «признается выразившееся в каком-либо внешнем действии нарушение лицом, принадлежащим к Русской Православной Церкви, или неисполнение им церковных правил, постановлений и законов, воспрещенное во время его учинения церковным законом под страхом церковного наказания»[1065]. Наказания имели градацию – для мирян и для клириков (хотя во многих пунктах наказания и совпадали).
Для мирян список наказаний выглядел следующим образом (от самых серьезных наказаний до наименее тяжелых): анафема; отлучение от Церкви; отлучение от святого причастия; лишение права участия в управлении делами Церкви; лишение права на занятие церковно-приходской должности; увольнение от церковноприходской должности; обличение; денежные взыскания. Для клириков предлагалось ввести такие наказания: анафема; отлучение от Церкви[1066]; лишение сана; запрещение в священнослужении; увольнение от должности за штат; клиросное послушание; обличение; денежные взыскания[1067]. В проекте устава давались комментарии, за что православный мог подлежать отлучению от Церкви и кого могли анафематствовать. Кроме собственно религиозных преступлений (отпадение в иноверие, инославие, ересь, секту или раскол; открытое отрицание и хуление Святых Таинств, учения и установлений Православной Церкви), отлучением наказывалась и принадлежность к политическим партиям, враждебным христианству и православию[1068].
В российских условиях это значило, что членство в любой «левой» (по крайней мере, левее кадет) партии вело к отлучению. Думается, что без этого обстоятельства трудно понять причины, заставившие многих современников (а вслед за ними и исследователей) увидеть в послании патриарха Тихона от 19 января/1 февраля 1918 г. «об анафематствовании творящих беззакония и гонителей веры и Церкви Православной»[1069] – церковное проклятие именно большевиков. Негативное отношение к «левым» партиям, окончательно сложившееся у большинства представителей «клира и мира» в 1917 г., заставляло видеть в творимых тогда бесчинствах партийную составляющую. Возвращаясь к проекту Предсоборного Совета, стоит лишь добавить, что анафеме подлежали учредители сект и главные деятели ереси, секты и раскола.
В конце июля 1917 г. Святейший Синод своим определением за № 4652 постановил, ввиду предстоявшего 15 августа открытия Поместного Собора, перенести свои заседания из Петрограда в Москву. Работы Святейшего Синода в северной столице планировалось завершить 2 августа, а 9 августа – открыть уже в первопрестольной. На время пребывания в Москве Святейшего Синода в Петрограде должна была работать Синодальная контора в составе первоприсутствующего архиепископа Вениамина (Казанского), а также Нарвского и Лужского викариев столицы, настоятеля Казанского собора протоиерея Философа Орнатского и помощника протопресвитера военного и морского духовенства протоиерея Иоанна Морева[1070]. Можно сказать, что переезд Святейшего Синода являл собой последние приготовления к Собору: спешная работа, которую организаторы Предсоборного Совета планировали завершить к 1 августа, была в основном осуществлена.
Москва в то время постепенно становилась центром политической жизни России. Именно там, накануне открытия Собора (с 12 по 15 августа) «ввиду исключительности переживаемых событий и в целях единения государственной власти со всеми организованными силами страны», было созвано Государственное Совещание[1071]. Москва считалась более спокойным, «безопасным» городом, чем Петроград. Церковное руководство прекрасно понимало, что страна находится в исключительно сложном положении, ей грозят анархия и безвластие. Именно поэтому Святейший Синод активно выступал в поддержку всех действий светских властей, направленных на укрепление государства, продолжавшего тяжелую войну.
